Неточные совпадения
В ней
стоял огромный буфет, фисгармония, широчайший диван, обитый кожею, посреди ее — овальный стол и тяжелые
стулья с высокими спинками.
Похолодев от испуга, Клим
стоял на лестнице, у него щекотало в горле, слезы выкатывались из глаз, ему захотелось убежать в сад, на двор, спрятаться; он подошел к двери крыльца, — ветер кропил дверь осенним дождем. Он постучал в дверь кулаком, поцарапал ее ногтем, ощущая, что в груди что-то сломилось, исчезло, опустошив его. Когда, пересилив себя, он вошел в столовую, там уже танцевали кадриль, он отказался танцевать, подставил к роялю
стул и стал играть кадриль в четыре руки с Таней.
Не дослушав его речь, Варавка захохотал, раскачивая свое огромное тело, скрипя
стулом, Вера Петровна снисходительно улыбалась, Клим смотрел на Игоря с неприятным удивлением, а Игорь
стоял неподвижно, но казалось, что он все вытягивается, растет. Подождав, когда Варавка прохохотался, он все так же звонко сказал...
Клим остался в компании полудюжины венских
стульев, у стола, заваленного книгами и газетами; другой стол занимал средину комнаты, на нем возвышался угасший самовар,
стояла немытая посуда, лежало разобранное ружье-двухстволка.
У себя в комнате, при огне, Клим увидал, что левый бок блузы Макарова потемнел, влажно лоснится, а со
стула на пол капают черные капли. Лидия молча
стояла пред ним, поддерживая его падавшую на грудь голову, Таня, быстро оправляя постель Клима, всхлипывала...
Студент университета, в длинном, точно кафтан, сюртуке, сероглазый, с мужицкой, окладистой бородою,
стоял среди комнаты против щеголевато одетого в черное стройного человека с бледным лицом; держась за спинку
стула и раскачивая его, человек этот говорил с подчеркнутой любезностью, за которой Клим тотчас услышал иронию...
Спивак,
стоя на
стуле, упрямо старалась открыть вентилятор. Кутузов подошел, снял ее, как ребенка, со
стула, поставил на пол и, открыв вентилятор, сказал...
Пузатый комод и на нем трюмо в форме лиры, три неуклюжих
стула, старенькое на низких ножках кресло у стола, под окном, — вот и вся обстановка комнаты. Оклеенные белыми обоями стены холодны и голы, только против кровати — темный квадрат небольшой фотографии: гладкое, как пустота, море, корма баркаса и на ней, обнявшись,
стоят Лидия с Алиной.
Размахивая палкой, делая даме в углу приветственные жесты рукою в желтой перчатке, Корвин важно шел в угол, встречу улыбке дамы, но, заметив фельетониста, остановился, нахмурил брови, и концы усов его грозно пошевелились, а матовые белки глаз налились кровью. Клим
стоял, держась за спинку
стула, ожидая, что сейчас разразится скандал, по лицу Робинзона, по его растерянной улыбке он видел, что и фельетонист ждет того же.
Комната наполнилась шумом отодвигаемых
стульев, в углу вспыхнул огонек спички, осветив кисть руки с длинными пальцами, испуганной курицей заклохтала какая-то барышня, — Самгину было приятно смятение, вызванное его словами. Когда он не спеша, готовясь рассказать страшное, обошел сад и двор, — из флигеля шумно выбегали ученики Спивак; она,
стоя у стола, звенела абажуром, зажигая лампу, за столом сидел старик Радеев, барабаня пальцами, покачивая головой.
Он — в углу, слева от окна, плотно занавешенного куском темной материи, он вскакивает со
стула, сжав кулаки, разгребает руками густой воздух, грозит пальцем в потолок, он пьянеет от своих слов, покачивается и, задыхаясь, размахнув руками,
стоит несколько секунд молча и точно распятый.
— Я предлагаю вам быть моим осведомителем…
стойте,
стойте! — воскликнул он, видя, что Самгин тоже встал со
стула.
Сидел он засунув длинные ноги в грязных сапогах под
стул, и казалось, что он не сидит, а
стоит на коленях.
Так, с поднятыми руками, она и проплыла в кухню. Самгин, испуганный ее шипением, оскорбленный тем, что она заговорила с ним на ты,
постоял минуту и пошел за нею в кухню. Она, особенно огромная в сумраке рассвета, сидела среди кухни на
стуле, упираясь в колени, и по бурому, тугому лицу ее текли маленькие слезы.
Издали длинная и тощая фигура Кумова казалась комически заносчивой, — так смешно было вздернуто его лицо, но вблизи становилось понятно, что он «задирает нос» только потому, что широкий его затылок, должно быть, неестественно тяжел; Кумов был скромен, застенчив, говорил глуховатым баском, немножко шепеляво и всегда говорил
стоя; даже произнося коротенькие фразы, он привставал со
стула, точно школьник.
Диомидов, в ярко начищенных сапогах с голенищами гармоникой, в черных шароварах, в длинной, белой рубахе, помещался на
стуле, на высоте трех ступенек от земли; длинноволосый, желтолицый, с Христовой бородкой, он был похож на икону в киоте. Пред ним, на засоренной, затоптанной земле двора,
стояли и сидели темно-серые люди; наклонясь к ним, размешивая воздух правой рукой, а левой шлепая по колену, он говорил...
Длинный зал, стесненный двумя рядами толстых колонн, был туго наполнен публикой; плотная масса ее как бы сплющивалась, вытягиваясь к эстраде под напором людей, которые тесно
стояли за колоннами, сзади
стульев и даже на подоконниках окон, огромных, как двери.
В большой комнате на крашеном полу крестообразно лежали темные ковровые дорожки,
стояли кривоногие старинные
стулья, два таких же стола; на одном из них бронзовый медведь держал в лапах стержень лампы; на другом возвышался черный музыкальный ящик; около стены, у двери, прижалась фисгармония, в углу — пестрая печь кузнецовских изразцов, рядом с печью — белые двери...
Большой овальный стол был нагружен посудой, бутылками, цветами, окружен
стульями в серых чехлах; в углу
стоял рояль, на нем — чучело филина и футляр гитары; в другом углу — два широких дивана и над ними черные картины в золотых рамах.
В конце дорожки, в кустах, оказалась беседка; на ступенях ее лежал башмак с французским каблуком и переплет какой-то книги; в беседке
стояли два плетеных
стула, на полу валялся расколотый шахматный столик.
— А она — умная! Она смеется, — сказал Самгин и остатком неомраченного сознания понял, что он, скандально пьянея, говорит глупости. Откинувшись на спинку
стула, он закрыл глаза, сжал зубы и минуту, две слушал грохот барабана, гул контрабаса, веселые вопли скрипок. А когда он поднял веки — Брагина уже не было, пред ним
стоял официант, предлагая холодную содовую воду, спрашивая дружеским тоном...
У стены, на
стуле,
стояло небольшое, овальное зеркало в потускневшей золотой раме — подарок Марины, очень простая и красивая вещь; Миша еще не успел повесить зеркало в спальной.
Огни свеч расширили комнату, — она очень велика и, наверное, когда-то служила складом, — окон в ней не было, не было и мебели, только в углу
стояла кадка и на краю ее висел ковш. Там, впереди, возвышался небольшой, в квадратную сажень помост, покрытый темным ковром, — ковер был так широк, что концы его, спускаясь на пол, простирались еще на сажень. В средине помоста — задрапированный черным
стул или кресло. «Ее трон», — сообразил Самгин, продолжая чувствовать, что его обманывают.
— Пусти, дурак, — тоже негромко пробормотала Дуняша, толкнула его плечом. — Ничего не понимают, — прибавила она, протаскивая Самгина в дверь. В комнате у окна
стоял человек в белом с сигарой в зубах, другой, в черном, с галунами, сидел верхом на
стуле, он строго спросил...
Стол для ужина занимал всю длину столовой, продолжался в гостиной, и, кроме того, у стен
стояло еще несколько столиков, каждый накрыт для четверых. Холодный огонь электрических лампочек был предусмотрительно смягчен розетками из бумаги красного и оранжевого цвета, от этого теплее блестело стекло и серебро на столе, а лица людей казались мягче, моложе. Прислуживали два старика лакея во фраках и горбоносая, похожая на цыганку горничная. Елена Прозорова,
стоя на
стуле, весело командовала...
Через несколько минут Самгин оказался в комнате, где собралось несколько десятков людей, человек тридцать сидели на
стульях и скамьях, на подоконниках трех окон, остальные
стояли плечо в плечо друг другу настолько тесно, что Фроленков с трудом протискался вперед, нашептывая строго, как человек власть имущий...
Говорил он
стоя, держась руками за спинку
стула, раскачивая его и сам качаясь.