Неточные совпадения
Через день Лидия приехала
с отцом. Клим ходил
с ними по мусору и стружкам вокруг дома, облепленного лесами, на которых работали штукатуры. Гремело железо
крыши под ударами кровельщиков; Варавка, сердито встряхивая бородою, ругался и втискивал в память Клима свои всегда необычные словечки.
«Ясно, что он возится
с рабочими. И, если его арестуют, это может коснуться и меня: братья, живем под одной
крышей…»
Из окна своей комнаты Клим видел за
крышами угрожающе поднятые в небо пальцы фабричных труб; они напоминали ему исторические предвидения и пророчества Кутузова, напоминали остролицего рабочего, который по праздникам таинственно,
с черной лестницы, приходил к брату Дмитрию, и тоже таинственную барышню,
с лицом татарки, изредка посещавшую брата.
Клим посмотрел в окно.
С неба отклеивались серенькие клочья облаков и падали за
крыши, за деревья.
Казалось, что именно это стоголосое, приглушенное рыдание на о, смешанное
с терпким запахом дегтя, пота и преющей на солнце соломы
крыш, нагревая воздух, превращает его в невидимый глазу пар, в туман, которым трудно дышать.
Было еще не поздно, только что зашло солнце и не погасли красноватые отсветы на главах церквей.
С севера надвигалась туча, был слышен гром, как будто по железным
крышам домов мягкими лапами лениво ходил медведь.
Оформилась она не скоро, в один из ненастных дней не очень ласкового лета. Клим лежал на постели, кутаясь в жидкое одеяло, набросив сверх его пальто. Хлестал по гулким
крышам сердитый дождь, гремел гром, сотрясая здание гостиницы, в щели окон свистел и фыркал мокрый ветер. В трех местах
с потолка на пол равномерно падали тяжелые капли воды, от которой исходил запах клеевой краски и болотной гнили.
Пенная зелень садов, омытая двухдневным дождем, разъединяла дома, осеняя их
крыши; во дворах, в садах кричали и смеялись дети, кое-где в окнах мелькали девичьи лица, в одном доме работал настройщик рояля,
с горы и снизу доносился разноголосый благовест ко всенощной; во влажном воздухе серенького дня медь колоколов звучала негромко и томно.
И, взяв Прейса за плечо, подтолкнул его к двери, а Клим, оставшись в комнате, глядя в окно на железную
крышу, почувствовал, что ему приятен небрежный тон, которым мужиковатый Кутузов говорил
с маленьким изящным евреем. Ему не нравились демократические манеры, сапоги, неряшливо подстриженная борода Кутузова; его несколько возмутило отношение к Толстому, но он видел, что все это, хотя и не украшает Кутузова, но делает его завидно цельным человеком. Это — так.
Рассказывая, она смотрела в угол сада, где, между зеленью, был виден кусок
крыши флигеля
с закоптевшей трубой; из трубы поднимался голубоватый дымок, такой легкий и прозрачный, как будто это и не дым, а гретый воздух. Следя за взглядом Варвары, Самгин тоже наблюдал, как струится этот дымок, и чувствовал потребность говорить о чем-нибудь очень простом, житейском, но не находил о чем; говорила Варвара...
Дождь хлынул около семи часов утра. Его не было недели три, он явился
с молниями, громом, воющим ветром и повел себя, как запоздавший гость, который, чувствуя свою вину, торопится быть любезным со всеми и сразу обнаруживает все лучшее свое. Он усердно мыл железные
крыши флигеля и дома, мыл запыленные деревья, заставляя их шелково шуметь, обильно поливал иссохшую землю и вдруг освободил небо для великолепного солнца.
В приплюснутом
крышей окне мезонина, где засел дядя Миша,
с вечера до поздней ночи горела неярко лампа под белым абажуром, но опаловое бельмо ее не беспокоило Самгина.
Но они не поддавались счету, мелькая в глазах
с удивительной быстротой, они подбегали к самому краю
крыши и, рискуя сорваться
с нее, метали вниз поленья, кирпичи, доски и листы железа, особенно пугавшие казацких лошадей.
Самгин снимал и вновь надевал очки, наблюдая этот странный бой, очень похожий на игру расшалившихся детей, видел, как бешено мечутся испуганные лошади, как всадники хлещут их нагайками, а
с панели небольшая группа солдат грозит ружьями в небо и целится на
крышу.
«Совет рабочих — это уже движение по линии социальной революции», — подумал он, вспоминая демонстрацию на Тверской, бесстрашие рабочих в борьбе
с казаками, булочников на
крыше и то, как внимательно толпа осматривала город.
«Вероятно, Уповаева хоронят», — сообразил он, свернул в переулок и пошел куда-то вниз, где переулок замыкала горбатая зеленая
крыша церкви
с тремя главами над нею. К ней опускались два ряда приземистых, пузатых домиков, накрытых толстыми шапками снега. Самгин нашел, что они имеют некоторое сходство
с людьми в шубах, а окна и двери домов похожи на карманы. Толстый слой серой, холодной скуки висел над городом. Издали доплывало унылое пение церковного хора.
В городе, подъезжая к дому Безбедова, он увидал среди улицы забавную группу: полицейский,
с разносной книгой под мышкой, старуха в клетчатой юбке и
с палкой в руках, бородатый монах
с кружкой на груди, трое оборванных мальчишек и педагог в белом кителе — молча смотрели на
крышу флигеля; там, у трубы, возвышался, качаясь, Безбедов в синей блузе, без пояса, в полосатых брюках, — босые ступни его ног по-обезьяньи цепко приклеились к тесу
крыши.
Летний дождь шумно плескал в стекла окон, трещал и бухал гром, сверкали молнии, освещая стеклянную пыль дождя; в пыли подпрыгивала черная
крыша с двумя гончарными трубами, — трубы были похожи на воздетые к небу руки без кистей. Неприятно теплая духота наполняла зал, за спиною Самгина у кого-то урчало в животе, сосед
с левой руки после каждого удара грома крестился и шептал Самгину, задевая его локтем...
Нет, Безбедов не мешал, он почему-то приуныл, стал молчаливее, реже попадал на глаза и не так часто гонял голубей. Блинов снова загнал две пары его птиц, а недавно, темной ночью, кто-то забрался из сада на
крышу с целью выкрасть голубей и сломал замок голубятни. Это привело Безбедова в состояние мрачной ярости; утром он бегал по двору в ночном белье, несмотря на холод, неистово ругал дворника, прогнал горничную, а затем пришел к Самгину пить кофе и, желтый от злобы, заявил...
Сквозь предвечерний сумрак Самгин видел в зеркале
крышу флигеля
с полками, у трубы, для голубей, за
крышей — голые ветви деревьев.
Но Самгин уже знал: начинается пожар, — ленты огней
с фокусной быстротою охватили полку и побежали по коньку
крыши, увеличиваясь числом, вырастая; желтые, алые, остроголовые, они, пронзая
крышу, убегали все дальше по хребту ее и весело кланялись в обе стороны. Самгин видел, что лицо в зеркале нахмурилось, рука поднялась к телефону над головой, но, не поймав трубку, опустилась на грудь.
Когда Самгин выбежал на двор, там уже суетились люди, — дворник Панфил и полицейский тащили тяжелую лестницу, верхом на
крыше сидел, около трубы, Безбедов и рубил тес. Он был в одних носках, в черных брюках, в рубашке
с накрахмаленной грудью и
с незастегнутыми обшлагами; обшлага мешали ему, ерзая по рукам от кисти к локтям; он вонзил топор в
крышу и, обрывая обшлага, заревел...
Серебряная струя воды выгоняла из-под
крыши густейшие облака бархатного дыма, все было необыкновенно оживлено, весело, и Самгин почувствовал себя отлично. Когда подошел к нему Безбедов, облитый водою
с головы до ног, голый по пояс, он спросил его...
Самгин, мигая, вышел в густой, задушенный кустарником сад; в густоте зарослей, под липами, вытянулся длинный одноэтажный дом,
с тремя колоннами по фасаду,
с мезонином в три окна, облепленный маленькими пристройками, — они подпирали его
с боков, влезали на
крышу. В этом доме кто-то жил, — на подоконниках мезонина стояли цветы. Зашли за угол, и оказалось, что дом стоит на пригорке и задний фасад его — в два этажа. Захарий открыл маленькую дверь и посоветовал...
Явился слуга со счетом, Самгин поцеловал руку женщины, ушел, затем, стоя посредине своей комнаты, закурил, решив идти на бульвары. Но, не сходя
с места, глядя в мутно-серую пустоту за окном, над
крышами, выкурил всю папиросу, подумал, что, наверное, будет дождь, позвонил, спросил бутылку вина и взял новую книгу Мережковского «Грядущий хам».
Сидели в большой полутемной комнате, против ее трех окон возвышалась серая стена, тоже изрезанная окнами. По грязным стеклам, по балконам и железной лестнице, которая изломанной линией поднималась на
крышу, ясно было, что это окна кухонь. В одном углу комнаты рояль, над ним черная картина
с двумя желтыми пятнами, одно изображало щеку и солидный, толстый нос, другое — открытую ладонь. Другой угол занят был тяжелым, черным буфетом
с инкрустацией перламутром, буфет похож на соединение пяти гробов.
За время, которое он провел в суде, погода изменилась:
с моря влетал сырой ветер, предвестник осени, гнал над
крышами домов грязноватые облака, как бы стараясь затискать их в коридор Литейного проспекта, ветер толкал людей в груди, в лица, в спины, но люди, не обращая внимания на его хлопоты, быстро шли встречу друг другу, исчезали в дворах и воротах домов.
— Большой, волосатый, рыжий, горластый, как дьякон,
с бородой почти до пояса,
с глазами быка и такой же силой, эдакое, знаешь, сказочное существо. Поссорится
с отцом, старичком пудов на семь, свяжет его полотенцами, втащит по лестнице на
крышу и, развязав, посадит верхом на конек. Пьянствовал, разумеется. Однако — умеренно. Там все пьют, больше делать нечего. Из трех
с лишком тысяч населения только пятеро были в Томске и лишь один знал, что такое театр, вот как!