Неточные совпадения
Однажды он шел с Макаровым и Лидией на концерт пианиста, — из
дверей дворца губернатора два щеголя торжественно вывели под руки безобразно
толстую старуху губернаторшу и не очень умело, с трудом, стали поднимать ее в коляску.
Дверь осторожно открылась, вошла новая горничная,
толстая, глупая, со вздернутым носом и бесцветными глазами.
«Идиоты!» — думал Клим. Ему вспоминались безмолвные слезы бабушки пред развалинами ее дома, вспоминались уличные сцены, драки мастеровых, буйства пьяных мужиков у
дверей базарных трактиров на городской площади против гимназии и снова слезы бабушки, сердито-насмешливые словечки Варавки о народе, пьяном, хитром и ленивом. Казалось даже, что после истории с Маргаритой все люди стали хуже: и богомольный, благообразный старик дворник Степан, и молчаливая,
толстая Феня, неутомимо пожиравшая все сладкое.
Варавка вытаскивал из
толстого портфеля своего планы, бумаги и говорил о надеждах либеральных земцев на нового царя, Туробоев слушал его с непроницаемым лицом, прихлебывая молоко из стакана. В
двери с террасы встал Лютов, мокроволосый, красный, и объявил, мигая косыми глазами...
Вбежали два лакея, буфетчик, в
двери встал
толстый человек с салфеткой на груди, дама колотила кулаком по столу и кричала...
Первым втиснулся в
дверь толстый вахмистр с портфелем под мышкой, с седой, коротко подстриженной бородой, он отодвинул Клима в сторону, к вешалке для платья, и освободил путь чернобородому офицеру в темных очках, а офицер спросил ленивым голосом...
Он ожидал увидеть глаза черные, строгие или по крайней мере угрюмые, а при таких почти бесцветных глазах борода ротмистра казалась крашеной и как будто увеличивала благодушие его, опрощала все окружающее. За спиною ротмистра, выше головы его, на черном треугольнике — бородатое, широкое лицо Александра Третьего, над узенькой, оклеенной обоями
дверью — большая фотография лысого, усатого человека в орденах, на столе, прижимая бумаги Клима, —
толстая книга Сенкевича «Огнем и мечом».
И, взяв Прейса за плечо, подтолкнул его к
двери, а Клим, оставшись в комнате, глядя в окно на железную крышу, почувствовал, что ему приятен небрежный тон, которым мужиковатый Кутузов говорил с маленьким изящным евреем. Ему не нравились демократические манеры, сапоги, неряшливо подстриженная борода Кутузова; его несколько возмутило отношение к
Толстому, но он видел, что все это, хотя и не украшает Кутузова, но делает его завидно цельным человеком. Это — так.
Дверь гостиницы оказалась запертой, за нею — темнота. К стеклу прижалось
толстое лицо швейцара; щелкнул замок, взныли стекла, лицо Самгина овеял теплый запах съестного.
—
Двери запер, сукин сын! Стрельба, казаки налетают, бьют; люди теснятся к нам, а он — запер
двери и зубы скалит,
толстая морда…
Оно было ответом на вопрос
толстой, краснорожей бабы, высунувшейся из
двери какой-то лавочки; изумленно выкатив кругленькие, синие глазки, она громко спросила...
«Вероятно, Уповаева хоронят», — сообразил он, свернул в переулок и пошел куда-то вниз, где переулок замыкала горбатая зеленая крыша церкви с тремя главами над нею. К ней опускались два ряда приземистых, пузатых домиков, накрытых
толстыми шапками снега. Самгин нашел, что они имеют некоторое сходство с людьми в шубах, а окна и
двери домов похожи на карманы.
Толстый слой серой, холодной скуки висел над городом. Издали доплывало унылое пение церковного хора.
Длинный зал, стесненный двумя рядами
толстых колонн, был туго наполнен публикой; плотная масса ее как бы сплющивалась, вытягиваясь к эстраде под напором людей, которые тесно стояли за колоннами, сзади стульев и даже на подоконниках окон, огромных, как
двери.
В дом прошли через кухню, — у плиты суетилась маленькая,
толстая старушка с быстрыми, очень светлыми глазами на темном лице; вышли в зал, сыроватый и сумрачный, хотя его освещали два огромных окна и
дверь, открытая на террасу.
Против
двери стоял кондуктор со стеариновой свечою в руке, высокий и
толстый человек с белыми усами, два солдата с винтовками и еще несколько человек, невидимых в темноте.
Мягкая, плюшевая мебель,
толстый ковер, драпри на окнах, на
дверях — все это делало комнату странно мохнатой.
За спиной его щелкнула ручка
двери. Вздрогнув, он взглянул через плечо назад, — в
дверь втиснулся
толстый человек, отдуваясь, сунул на стол шляпу, расстегнул верхнюю пуговицу сюртука и, выпятив живот величиной с большой бочонок, легко пошел на Самгина, размахивая длинной правой рукой, точно собираясь ударить.
«Вот», — вдруг решил Самгин, следуя за ней. Она дошла до маленького ресторана, пред ним горел газовый фонарь, по обе стороны
двери — столики, за одним играли в карты маленький, чем-то смешной солдатик и лысый человек с носом хищной птицы, на третьем стуле сидела
толстая женщина, сверкали очки на ее широком лице, сверкали вязальные спицы в руках и серебряные волосы на голове.
Эта сцена настроила Самгина уныло. Неприятна была резкая команда Тагильского; его лицо, надутое, выпуклое, как полушарие большого резинового мяча, как будто окаменело, свиные, красные глазки сердито выкатились. Коротенькие,
толстые ножки, бесшумно, как лапы кота, пронесли его по мокрому булыжнику двора, по чугунным ступеням лестницы, истоптанным половицам коридора; войдя в круглую, как внутренность бочки, камеру башни, он быстро закрыл за собою
дверь, точно спрятался.
Он не слышал, что где-то в доме хлопают
двери чаще или сильнее, чем всегда, и не чувствовал, что смерть
Толстого его огорчила. В этот день утром он выступал в суде по делу о взыскании семи тысяч трехсот рублей, и ему показалось, что иск был признан правильным только потому, что его противник защищался слабо, а судьи слушали дело невнимательно, решили торопливо.
Кутузов махнул рукой и пошел к
дверям под аркой в
толстой стене, за ним двинулось еще несколько человек, а крики возрастали, становясь горячее, обиженней, и все чаще, настойчивее пробивался сквозь шум знакомо звонкий голосок Тагильского.
Из
дверей дворца вышел большущий,
толстый человек и зычным, оглушающим голосом, с яростью закричал...
Неточные совпадения
Старый,
толстый Татарин, кучер Карениной, в глянцовом кожане, с трудом удерживал прозябшего левого серого, взвивавшегося у подъезда. Лакей стоял, отворив дверцу. Швейцар стоял, держа наружную
дверь. Анна Аркадьевна отцепляла маленькою быстрою рукой кружева рукава от крючка шубки и, нагнувши голову, слушала с восхищением, что говорил, провожая ее, Вронский.
Вот наконец мы пришли; смотрим: вокруг хаты, которой
двери и ставни заперты изнутри, стоит толпа. Офицеры и казаки толкуют горячо между собою: женщины воют, приговаривая и причитывая. Среди их бросилось мне в глаза значительное лицо старухи, выражавшее безумное отчаяние. Она сидела на
толстом бревне, облокотясь на свои колени и поддерживая голову руками: то была мать убийцы. Ее губы по временам шевелились: молитву они шептали или проклятие?
Взобравшись узенькою деревянною лестницею наверх, в широкие сени, он встретил отворявшуюся со скрипом
дверь и
толстую старуху в пестрых ситцах, проговорившую: «Сюда пожалуйте!» В комнате попались всё старые приятели, попадающиеся всякому в небольших деревянных трактирах, каких немало выстроено по дорогам, а именно: заиндевевший самовар, выскобленные гладко сосновые стены, трехугольный шкаф с чайниками и чашками в углу, фарфоровые вызолоченные яички пред образами, висевшие на голубых и красных ленточках, окотившаяся недавно кошка, зеркало, показывавшее вместо двух четыре глаза, а вместо лица какую-то лепешку; наконец натыканные пучками душистые травы и гвоздики у образов, высохшие до такой степени, что желавший понюхать их только чихал и больше ничего.
Так и Чичикову заметилось все в тот вечер: и эта малая, неприхотливо убранная комнатка, и добродушное выраженье, воцарившееся в лице хозяина, и поданная Платонову трубка с янтарным мундштуком, и дым, который он стал пускать в
толстую морду Ярбу, и фырканье Ярба, и смех миловидной хозяйки, прерываемый словами: «Полно, не мучь его», — и веселые свечки, и сверчок в углу, и стеклянная
дверь, и весенняя ночь, которая оттоле на них глядела, облокотясь на вершины дерев, из чащи которых высвистывали весенние соловьи.
Особо, тут же, за проволочной
дверью, сидел казуар — высокая, сильная птица с
толстыми ногами и ступнями, похожими на лошадиные.