Неточные совпадения
Мария Романовна тоже как-то вдруг поседела, отощала и согнулась;
голос у нее осел, звучал глухо, разбито и уже не так властно, как раньше. Всегда одетая в черное, ее фигура вызывала уныние; в солнечные дни, когда она шла по двору или гуляла в саду с книгой в руках, тень ее казалась
тяжелей и гуще, чем тени всех других людей, тень влеклась за нею, как продолжение ее юбки, и обесцвечивала цветы, травы.
Его грубоватая речь,
тяжелые жесты, снисходительные и добродушные улыбочки в бороду, красивый
голос — все было слажено прочно и все необходимо, как необходимы машине ее части.
Говоря, он смотрел в потолок и не видел, что делает Дмитрий; два
тяжелых хлопка заставили его вздрогнуть и привскочить на кровати. Хлопал брат книгой по ладони, стоя среди комнаты в твердой позе Кутузова. Чужим
голосом, заикаясь, он сказал...
Придя домой, Самгин лег. Побаливала голова, ни о чем не думалось, и не было никаких желаний, кроме одного: скорее бы погас этот душный, глупый день, стерлись нелепые впечатления, которыми он наградил. Одолевала
тяжелая дремота, но не спалось, в висках стучали молоточки, в памяти слуха тяжело сгустились все
голоса дня: бабий шепоток и вздохи, командующие крики, пугливый вой, надсмертные причитания. Горбатенькая девочка возмущенно спрашивала...
Минут пять молча пили чай. Клим прислушивался к шарканью и топоту на улице, к веселым и тревожным
голосам. Вдруг точно подул неощутимый, однако сильный ветер и унес весь шум улицы, оставив только
тяжелый грохот телеги, звон бубенчиков. Макаров встал, подошел к окну и оттуда сказал громко...
Довести эту мысль до конца он не успел, потому что в коридоре раздались
тяжелые шаги, возня и воркующий
голос соседа по комнате.
Дмитрий встретил его с тихой, осторожной, но все-таки с
тяжелой и неуклюжей радостью, до боли крепко схватил его за плечи жесткими пальцами, мигая, улыбаясь, испытующе заглянул в глаза и сочным
голосом одобрительно проговорил...
Встать он не мог, на нем какое-то широкое,
тяжелое одеяние; тогда
голос налетел на него, как ветер, встряхнул и дунул прямо в ухо...
Выгибая грудь, он прижимал к ней кулак, выпрямлялся, возводя глаза в сизый дым над его головою, и молчал, точно вслушиваясь в шорох приглушенных
голосов, в
тяжелые вздохи и кашель.
Самгин видел, что рабочие медленно двигаются на солдат, слышал, как все более возбужденно покрикивают сотни
голосов, а над ними
тяжелый, трубный
голос кочегара...
Самгин решил зайти к Гогиным, там должны все знать. Там было тесно, как на вокзале пред отходом поезда, он с трудом протискался сквозь толпу барышень, студентов из прихожей в зал, и его тотчас ударил по ушам
тяжелый, точно в рупор кричавший
голос...
Но шум был таков, что он едва слышал даже свой
голос, а сзади памятника, у пожарной части, образовался хор и, как бы поднимая что-то
тяжелое, кричал ритмично...
Улицу перегораживала черная куча людей; за углом в переулке тоже работали, катили по мостовой что-то
тяжелое. Окна всех домов закрыты ставнями и окна дома Варвары — тоже, но оба полотнища ворот — настежь. Всхрапывала пила, мягкие тяжести шлепались на землю.
Голоса людей звучали не очень громко, но весело, — веселость эта казалась неуместной и фальшивой. Неугомонно и самодовольно звенел тенористый голосок...
Самгин закрыл лицо руками. Кафли печи, нагреваясь все более, жгли спину, это уже было неприятно, но отойти от печи не было сил. После ухода Анфимьевны тишина в комнатах стала
тяжелей, гуще, как бы только для того, чтобы ясно был слышен
голос Якова, — он струился из кухни вместе с каким-то едким, горьковатым запахом...
На Самгина эти
голоса людей, невидимых во тьме, действовали, как
тяжелое сновидение.
Бердников все время пил, подливая в шампанское коньяк, но не пьянел, только
голос у него понизился, стал более тусклым, точно отсырев, да вздыхал толстяк все чаще,
тяжелей. Он продолжал показывать пестроту словесного своего оперения, но уже менее весело и слишком явно стараясь рассмешить.
Говорила она с акцентом, сближая слова тяжело и медленно. Ее лицо побледнело, от этого черные глаза ушли еще глубже, и у нее дрожал подбородок.
Голос у нее был бесцветен, как у человека с больными легкими, и от этого слова казались еще
тяжелей. Шемякин, сидя в углу рядом с Таисьей, взглянув на Розу, поморщился, пошевелил усами и что-то шепнул в ухо Таисье, она сердито нахмурилась, подняла руку, поправляя волосы над ухом.
Тяжелый, бесцветный
голос его звучал напряженно, и казалось, что глава города надеется не на смысл слов, а только на силу
голоса.
Слушать Денисова было скучно, и Клим Иванович Самгин, изнывая, нетерпеливо ждал чего-то, что остановило бы тугую,
тяжелую речь. Дом наполнен был непоколебимой, теплой тишиной, лишь однажды где-то красноречиво прозвучал
голос женщины...
Посмотрев в лицо Самгина
тяжелым стесняющим взглядом мутноватых глаз неопределимого цвета, он взмахнул головой, опрокинул коньяк в рот и, сунув за щеку кусок сахара, болезненно наморщил толстый нос. Бесцеремонность Пальцева, его небрежная речь, безучастный взгляд мутных глаз — все это очень возбуждало любопытство Самгина; слушая скучный
голос, он определял...
Неточные совпадения
Пред ним, в загибе реки за болотцем, весело треща звонкими
голосами, двигалась пестрая вереница баб, и из растрясенного сена быстро вытягивались по светлозеленой отаве серые извилистые валы. Следом за бабами шли мужики с вилами, и из валов выростали широкие, высокие, пухлые копны. Слева по убранному уже лугу гремели телеги, и одна за другою, подаваемые огромными навилинами, исчезали копны, и на место их навивались нависающие на зады лошадей
тяжелые воза душистого сена.
Он становился гуще и гуще, разрастался, перешел в
тяжелые рокоты грома и потом вдруг, обратившись в небесную музыку, понесся высоко под сводами своими поющими звуками, напоминавшими тонкие девичьи
голоса, и потом опять обратился он в густой рев и гром и затих.
Но тут
голос изменил ей, и в то же время она почувствовала, что Павел Петрович ухватил и стиснул ее руку… Она посмотрела на него, и так и окаменела. Он стал еще бледнее прежнего; глаза его блистали, и, что всего было удивительнее,
тяжелая, одинокая слеза катилась по его щеке.
И после такой жизни на него вдруг навалили
тяжелую обузу выносить на плечах службу целого дома! Он и служи барину, и мети, и чисть, он и на побегушках! От всего этого в душу его залегла угрюмость, а в нраве проявилась грубость и жесткость; от этого он ворчал всякий раз, когда
голос барина заставлял его покидать лежанку.
Солдат повел Нехлюдова на другое крыльцо и подошел по доскам к другому входу. Еще со двора было слышно гуденье
голосов и внутреннее движение, как в хорошем, готовящемся к ройке улье, но когда Нехлюдов подошел ближе, и отворилась дверь, гуденье это усилилось и перешло в звук перекрикивающихся, ругающихся, смеющихся
голосов. Послышался переливчатый звук цепей, и пахнуло знакомым
тяжелым запахом испражнений и дегтя.