Неточные совпадения
Говоря, Иноков улыбался, хотя слова его не требовали улыбки. От нее вся
кожа на скуластом
лице мягко и лучисто сморщилась, веснушки сдвинулись ближе одна к другой,
лицо стало
темнее.
В кухне на полу, пред большим тазом, сидел голый Диомидов, прижав левую руку ко груди, поддерживая ее правой. С мокрых волос его текла вода, и казалось, что он тает, разлагается. Его очень белая
кожа была выпачкана калом, покрыта синяками, изорвана ссадинами. Неверным жестом правой руки он зачерпнул горсть воды, плеснул ее на
лицо себе, на опухший глаз; вода потекла по груди, не смывая с нее
темных пятен.
Его не слушали. Рассеянные по комнате люди, выходя из сумрака, из углов, постепенно и как бы против воли своей, сдвигались к столу. Бритоголовый встал на ноги и оказался длинным, плоским и по фигуре похожим на Дьякона. Теперь Самгин видел его
лицо, —
лицо человека, как бы только что переболевшего какой-то тяжелой, иссушающей болезнью, собранное из мелких костей, обтянутое старчески желтой
кожей; в
темных глазницах сверкали маленькие, узкие глаза.
Он был широкоплечий, большеголовый, черные волосы зачесаны на затылок и лежат плотно, как склеенные, обнажая высокий лоб, густые брови и круглые, точно виши»,
темные глаза в глубоких глазницах.
Кожа на костлявом
лице его сероватая, на левой щеке бархатная родника, величиной с двадцатикопеечную монету, хрящеватый нос загнут вниз крючком, а губы толстые и яркие.
Неточные совпадения
Темные, с оттенком грустного вопроса глаза казались несколько старше
лица; его неправильный мягкий овал был овеян того рода прелестным загаром, какой присущ здоровой белизне
кожи.
Третью неделю проводил доктор у постели больной, переживая шаг за шагом все фазисы болезни. Он сам теперь походил на больного:
лицо осунулось, глаза ввалились,
кожа потемнела. В течение первых двух недель доктор не спал и трех ночей.
Когда она улыбалась, ее
темные, как вишни, зрачки расширялись, вспыхивая невыразимо приятным светом, улыбка весело обнажала белые крепкие зубы, и, несмотря на множество морщин в
темной коже щек, всё
лицо казалось молодым и светлым.
Тамара с голыми белыми руками и обнаженной шеей, обвитой ниткой искусственного жемчуга, толстая Катька с мясистым четырехугольным
лицом и низким лбом — она тоже декольтирована, но
кожа у нее красная и в пупырышках; новенькая Нина, курносая и неуклюжая, в платье цвета зеленого попугая; другая Манька — Манька Большая или Манька Крокодил, как ее называют, и — последней — Сонька Руль, еврейка, с некрасивым
темным лицом и чрезвычайно большим носом, за который она и получила свою кличку, но с такими прекрасными большими глазами, одновременно кроткими и печальными, горящими и влажными, какие среди женщин всего земного шара бывают только у евреек.
На другой день она снова явилась, а за нею, точно на верёвке, опустив голову, согнувшись, шёл чахоточный певчий. Смуглая
кожа его
лица, перерезанная уродливым глубоким шрамом, дрожала, губы искривились,
тёмные, слепо прикрытые глаза бегали по комнате, минуя хозяина, он встал, не доходя до окна, как межевой столб в поле, и завертел фуражку в руках так быстро, что нельзя было разобрать ни цвета, ни формы её.