Неточные совпадения
Мария Романовна тоже как-то вдруг поседела, отощала и согнулась; голос у нее осел, звучал глухо, разбито и
уже не так властно, как раньше. Всегда одетая в черное, ее фигура вызывала уныние; в солнечные дни, когда она шла по
двору или гуляла в саду с книгой в руках, тень ее казалась тяжелей и гуще, чем тени всех других людей, тень влеклась за нею, как продолжение ее юбки, и обесцвечивала цветы, травы.
Похолодев от испуга, Клим стоял на лестнице, у него щекотало в горле, слезы выкатывались из глаз, ему захотелось убежать в сад, на
двор, спрятаться; он подошел к двери крыльца, — ветер кропил дверь осенним дождем. Он постучал в дверь кулаком, поцарапал ее ногтем, ощущая, что в груди что-то сломилось, исчезло, опустошив его. Когда, пересилив себя, он вошел в столовую, там
уже танцевали кадриль, он отказался танцевать, подставил к роялю стул и стал играть кадриль в четыре руки с Таней.
Климу велели разбудить Дронова и искать Лидию в саду, на
дворе, где
уже виновато и негромко покрикивала Таня Куликова...
Из флигеля выходили, один за другим, темные люди с узлами, чемоданами в руках, писатель вел под руку дядю Якова. Клим хотел выбежать на
двор, проститься, но остался у окна, вспомнив, что дядя давно
уже не замечает его среди людей. Писатель подсадил дядю в экипаж черного извозчика, дядя крикнул...
Когда она скрылась, Клима потянуло за нею,
уже не с тем, чтоб говорить умное, а просто, чтоб идти с нею рядом. Это был настолько сильный порыв, что Клим вскочил, пошел, но на
дворе раздался негромкий, но сочный возглас Алины...
Клим Самгин постучал ногою в дверь, чувствуя желание уйти со
двора, но в дверях открылась незаметная,
узкая калиточка, и невидимый человек сказал глухим голосом, на о...
— Беспутнейший человек этот Пуаре, — продолжал Иноков, потирая лоб, глаза и говоря
уже так тихо, что сквозь его слова было слышно ворчливые голоса на
дворе. — Я даю ему уроки немецкого языка. Играем в шахматы. Он холостой и — распутник. В спальне у него — неугасимая лампада пред статуэткой богоматери, но на стенах развешаны в рамках голые женщины французской фабрикации. Как бескрылые ангелы. И — десятки парижских тетрадей «Ню». Циник, сластолюбец…
Люди
уже вставали с земли, толкая друг друга, встряхиваясь,
двор наполнился шорохом, глухою воркотней. Варвара, Кумов и еще какие-то трое прилично одетых людей окружили полицейского, он говорил властно и солидно...
Да, курносенькие прячутся, дрожат от холода, а может быть, от страха в каменных колодцах
дворов; а на окраинах города, вероятно,
уже читают воззвание Гапона...
Самгин вышел на крыльцо, оглянулся, прислушался, — пустынно и тихо, только где-то во
дворе колют дрова. День
уже догорал, в небе расположились полосы красных облаков, точно гигантская лестница от горизонта к зениту. Это напоминало безлюдную площадь и фигуру Дьякона, в красных лохмотьях крови на мостовой вокруг него.
Закрыв один глаз, другим он задумчиво уставился в затылок Насти. Самгин понял, что он — лишний, и вышел на
двор. Там Николай заботливо подметал
двор новой метлой; давно
уже он не делал этого. На улице было тихо, но в морозном воздухе огорченно звенел голос Лаврушки.
— Валентин! Велел бы двор-то подмести, что за безобразие! Муромская жалуется на тебя: глаз не кажешь. Что-о? Скажите, пожалуйста! Нет,
уж ты, прошу, без капризов. Да, да!.. Своим умом? Ты? Ох, не шути…
Когда Самгин выбежал на
двор, там
уже суетились люди, — дворник Панфил и полицейский тащили тяжелую лестницу, верхом на крыше сидел, около трубы, Безбедов и рубил тес. Он был в одних носках, в черных брюках, в рубашке с накрахмаленной грудью и с незастегнутыми обшлагами; обшлага мешали ему, ерзая по рукам от кисти к локтям; он вонзил топор в крышу и, обрывая обшлага, заревел...
Но оторвать мысли от судьбы одинокого человека было
уже трудно, с ними он приехал в свой отель, с ними лег спать и долго не мог уснуть, представляя сам себя на различных путях жизни, прислушиваясь к железному грохоту и хлопотливым свисткам паровозов на вагонном
дворе. Крупный дождь похлестал в окна минут десять и сразу оборвался, как проглоченный тьмой.
Неточные совпадения
— Больно лаком стал! — кричали они, — давно ли Аленку у Митьки со
двора свел, а теперь поди-кось
уж у опчества бабу отнять вздумал!
Только тогда Бородавкин спохватился и понял, что шел слишком быстрыми шагами и совсем не туда, куда идти следует. Начав собирать дани, он с удивлением и негодованием увидел, что
дворы пусты и что если встречались кой-где куры, то и те были тощие от бескормицы. Но, по обыкновению, он обсудил этот факт не прямо, а с своей собственной оригинальной точки зрения, то есть увидел в нем бунт, произведенный на сей раз
уже не невежеством, а излишеством просвещения.
В короткое время он до того процвел, что начал
уже находить, что в Глупове ему тесно, а"нужно-де мне, Козырю, вскорости в Петербурге быть, а тамо и ко
двору явиться".
«Честолюбие? Серпуховской? Свет?
Двор?» Ни на чем он не мог остановиться. Всё это имело смысл прежде, но теперь ничего этого
уже не было. Он встал с дивана, снял сюртук, выпустил ремень и, открыв мохнатую грудь, чтобы дышать свободнее, прошелся по комнате. «Так сходят с ума, — повторил он, — и так стреляются… чтобы не было стыдно», добавил он медленно.
Было еще совершенно светло на
дворе, но в маленькой гостиной графини Лидии Ивановны с опущенными шторами
уже горели лампы.