Неточные совпадения
Мать Клима тотчас же
ушла, а девочка, сбросив подушку
с головы, сидя на полу, стала рассказывать Климу, жалобно глядя на него мокрыми глазами.
Так, молча, он и
ушел к себе, а там, чувствуя горькую сухость во рту и бессвязный шум злых слов в
голове, встал у окна, глядя, как ветер обрывает листья
с деревьев.
— В сущности, город — беззащитен, — сказал Клим, но Макарова уже не было на крыше, он незаметно
ушел. По улице, над серым булыжником мостовой,
с громом скакали черные лошади, запряженные в зеленые телеги, сверкали медные
головы пожарных, и все это было странно, как сновидение. Клим Самгин спустился
с крыши, вошел в дом, в прохладную тишину. Макаров сидел у стола
с газетой в руке и читал, прихлебывая крепкий чай.
Варвара молча кивала
головой, попросив чаю,
ушла к себе, а через несколько минут явилась в черном платье, причесанная,
с лицом хотя и печальным, но успокоенным.
По утрам, через час после того, как
уходила жена, из флигеля шел к воротам Спивак, шел нерешительно, точно ребенок, только что постигший искусство ходить по земле. Респиратор, выдвигая его подбородок, придавал его курчавой
голове форму
головы пуделя, а темненький, мохнатый костюм еще более подчеркивал сходство музыканта
с ученой собакой из цирка. Встречаясь
с Климом, он опускал респиратор к шее и говорил всегда что-нибудь о музыке.
— Дурак! — крикнула Татьяна, ударив его по
голове тетрадкой нот, а он схватил ее и
с неожиданной силой, как-то привычно, посадил на плечо себе. Девицы стали отнимать подругу, началась возня, а Самгин, давно поняв, что он лишний в этой компании, незаметно
ушел.
Дунаев, кивнув
головой,
ушел, а Самгину вспомнилось, что на днях, когда он попробовал играть
с мальчиком и чем-то рассердил его, Аркадий обиженно убежал от него, а Спивак сказала тоном учительницы, хотя и
с улыбкой...
—
Уйди, — повторила Марина и повернулась боком к нему, махая руками.
Уйти не хватало силы, и нельзя было оторвать глаз от круглого плеча, напряженно высокой груди, от спины, окутанной массой каштановых волос, и от плоской серенькой фигурки человека
с глазами из стекла. Он видел, что янтарные глаза Марины тоже смотрят на эту фигурку, — руки ее поднялись к лицу; закрыв лицо ладонями, она странно качнула
головою, бросилась на тахту и крикнула пьяным голосом, топая
голыми ногами...
— Здра-ссите, — сказал Шемякин, прикасаясь к локтю Самгина и к панаме на своей
голове. — Что ж,
уйдем с этого пункта дурных воспоминаний? Вот вам война…
Беленькая, нежная, хорошенькая Люба Орешкина, кажется, забыла о том, что она Любочка — приютская «красоточка», попечительницына любимица, и вся
ушла с головою в занимательный, поучительный и страшный своим трагизмом рассказ.
В память моих успехов в Дерпте, когда я был"первым сюжетом"и режиссером наших студенческих спектаклей (играл Расплюева, Бородкина, городничего, Фамусова), я мог бы претендовать и в Пассаже на более крупные роли. Но я уже не имел достаточно времени и молодого задора, чтобы
уходить с головой в театральное любительство. В этом воздухе интереса к сцене мне все-таки дышалось легко и приятно. Это только удваивало мою связь с театром.
Неточные совпадения
— Чувствую, что отправляюсь, —
с трудом, но
с чрезвычайною определенностью, медленно выжимая из себя слова, проговорил Николай. Он не поднимал
головы, но только направлял глаза вверх, не достигая ими лица брата. — Катя,
уйди! — проговорил он еще.
Он перекрестился несколько раз. Соня схватила свой платок и накинула его на
голову. Это был зеленый драдедамовый платок, вероятно тот самый, про который упоминал тогда Мармеладов, «фамильный». У Раскольникова мелькнула об этом мысль, но он не спросил. Действительно, он уже сам стал чувствовать, что ужасно рассеян и как-то безобразно встревожен. Он испугался этого. Его вдруг поразило и то, что Соня хочет
уйти вместе
с ним.
— Да почему он
ушел вперед? И чем он от нас так уж очень отличается? —
с нетерпением воскликнул Павел Петрович. — Это все ему в
голову синьор этот вбил, нигилист этот. Ненавижу я этого лекаришку; по-моему, он просто шарлатан; я уверен, что со всеми своими лягушками он и в физике недалеко
ушел.
Вечером того же дня Одинцова сидела у себя в комнате
с Базаровым, а Аркадий расхаживал по зале и слушал игру Кати. Княжна
ушла к себе наверх; она вообще терпеть не могла гостей, и в особенности этих «новых оголтелых», как она их называла. В парадных комнатах она только дулась; зато у себя, перед своею горничной, она разражалась иногда такою бранью, что чепец прыгал у ней на
голове вместе
с накладкой. Одинцова все это знала.
— Как можно говорить, чего нет? — договаривала Анисья,
уходя. — А что Никита сказал, так для дураков закон не писан. Мне самой и в голову-то не придет; день-деньской маешься, маешься — до того ли? Бог знает, что это! Вот образ-то на стене… — И вслед за этим говорящий нос исчез за дверь, но говор еще слышался
с минуту за дверью.