Неточные совпадения
— «Чей стон», — не очень стройно подхватывал
хор. Взрослые пели торжественно, покаянно, резкий тенорок писателя звучал едко, в медленной песне было нечто церковное, панихидное. Почти всегда после пения шумно танцевали кадриль, и больше всех шумел писатель, одновременно изображая и оркестр и дирижера. Притопывая коротенькими, толстыми ногами, он искусно играл на небольшой, дешевой гармонии и ухарски командовал...
— Если там играют веселые комедии, водевили. Драмов я не люблю. В церковь хожу, к Успенью, там
хор — лучше соборного.
— Степан Маракуев, — сказал кудрявый студент с лицом певца и плясуна из трактирного
хора.
Он почти всегда безошибочно избирал для своего тоста момент, когда зрелые люди тяжелели, когда им становилось грустно, а молодежь, наоборот, воспламенялась. Поярков виртуозно играл на гитаре, затем
хором пели окаянные русские песни, от которых замирает сердце и все в жизни кажется рыдающим.
Он различал, что под тяжестью толпы земля волнообразно зыблется, шарики голов подпрыгивают, точно зерна кофе на горячей сковороде; в этих судорогах было что-то жуткое, а шум постепенно становился похожим на заунывное, но грозное пение неисчислимого
хора.
Вход — бесплатный, но публика плохо посещает сарайчик, даже и в те дни, когда там поет
хор оперы Мамонтова.
Завязалась неторопливая беседа, и вскоре Клим узнал, что человек в желтой рубахе — танцор и певец из
хора Сниткина, любимого по Волге, а сосед танцора — охотник на медведей, лесной сторож из удельных лесов, чернобородый, коренастый, с круглыми глазами филина.
Иногда ее провожал регент соборного
хора, длинноволосый, коренастый щеголь, в панаме, с тростью в руке, с толстыми усами, точно два куска смолы.
Четко отбивая шаг, из ресторана, точно из кулисы на сцену, вышел на террасу плотненький, смуглолицый регент соборного
хора. Густые усы его были закручены концами вверх почти до глаз, круглых и черных, как слишком большие пуговицы его щегольского сюртучка. Весь он был гладко отшлифован, палка, ненужная в его волосатой руке, тоже блестела.
— Мало ли сволочей поет у нее в
хоре.
Металлическим тенорком и в манере человека, привыкшего говорить много, Корвин стал доказывать необходимость организации народных
хоров, оркестров, певческих обществ.
Он взбесился и у нас, на дворе, изувечил регента архиерейского
хора, который помогал Лизе в ее работе по «Обществу любителей хорового пения» и, кажется, немножко ухаживал за нею.
— устало подхватывал
хор.
— Играй «Маскотту». Эй,
хор!
— мрачно подтвердил
хор и тотчас же весело запел...
—
Хор!
Хор! — кричал рыженький клоун, вскочив на стул, размахивая руками, его тотчас окружило десятка два людей, все подняли головы.
На дворе, под окном флигеля, отлично пели панихиду «любители хорового пения»,
хором управлял Корвин с красным, в форме римской пятерки, шрамом на лбу; шрам этот, несколько приподняв левую бровь Корвина, придал его туповатой физиономии нечто героическое.
Когда Корвин желал, чтоб нарядные барышни
хора пели более минорно, он давящим жестом опускал руку к земле, и конец тяжелого носа его тоже опускался в ложбинку между могучими усами.
В день похорон с утра подул сильный ветер и как раз на восток, в направлении кладбища. Он толкал людей в спины, мешал шагать женщинам, поддувая юбки, путал прически мужчин, забрасывая волосы с затылков на лбы и щеки. Пение
хора он относил вперед процессии, и Самгин, ведя Варвару под руку, шагая сзади Спивак и матери, слышал только приглушенный крик...
Хор бравурно и довольно стройно запел на какой-то очень знакомый мотив ходившие в списках стихи старого народника, один из таких списков лежал у Самгина в коллекции рукописей, запрещенных цензурой.
Его тонкий голосок, почти фальцет, был неистощим, пел он на терцию выше
хора и так комически жалобно произносил радикальные слова, что и публика и даже некоторые из хористов начали смеяться.
Он понял это, когда писатель, распластав руки, точно крылья, остановил
хор и глубоким басом прочитал, как дьякона читают «Апостол...
Немедленно
хор повторил эти две строчки, но так, что получился карикатурный рисунок словесной и звуковой путаницы. Все певцы пели нарочито фальшиво и все гримасничали, боязливо оглядывая друг друга, изображая испуг, недоверие, нерешительность; один даже повернулся спиною к публике и вопросительно повторял в угол...
Приходил огромный, похожий на циркового борца, фабрикант патоки и крахмала Окунев, еще какие-то солидные люди, регент архиерейского
хора Корвин, и вертелся волчком среди этих людей кругленький Дронов в кургузом сюртучке.
Но шум был таков, что он едва слышал даже свой голос, а сзади памятника, у пожарной части, образовался
хор и, как бы поднимая что-то тяжелое, кричал ритмично...
Но Клим Самгин чувствовал внутреннюю стройность и согласованность в этом чудовищно огромном
хоре, согласованность, которая делала незаметной отсутствие духовенства, колокольного звона и всего, что обычно украшает похороны человека.
довольно стройно дополнил
хор и пропел...
— А — для чего? — спросил баритон, —
хор ответил...
запел баритон, —
хор подхватил...
— А — д-для чего? — снова спросил баритон, —
хор ответил...
«Вероятно, Уповаева хоронят», — сообразил он, свернул в переулок и пошел куда-то вниз, где переулок замыкала горбатая зеленая крыша церкви с тремя главами над нею. К ней опускались два ряда приземистых, пузатых домиков, накрытых толстыми шапками снега. Самгин нашел, что они имеют некоторое сходство с людьми в шубах, а окна и двери домов похожи на карманы. Толстый слой серой, холодной скуки висел над городом. Издали доплывало унылое пение церковного
хора.
С
хор гроздьями свешивались головы молодежи, — лица, освещенные снизу огнями канделябров на колоннах, были необыкновенно глазасты.
Тишину вдруг взорвали и уничтожили дружные рукоплескания, крики, — особенно буйно кричала молодежь с
хор, а где-то близко густейший бас сказал, хвастаясь своей силой...
Смешно раскачиваясь, Дуняша взмахивала руками, кивала медно-красной головой; пестренькое лицо ее светилось радостью; сжав пальцы обеих рук, она потрясла кулачком пред лицом своим и, поцеловав кулачок, развела руки, разбросила поцелуй в публику. Этот жест вызвал еще более неистовые крики, веселый смех в зале и на
хорах. Самгин тоже усмехался, посматривая на людей рядом с ним, особенно на толстяка в мундире министерства путей, — он смотрел на Дуняшу в бинокль и громко говорил, причмокивая...
В зале как будто хлопали крыльями сотни куриц, с
хор кто-то кричал...
В небе басовито и непрерывно гудела медь колоколов, заглушая пение многочисленного
хора певчих.
Самгин сидел на крайнем стуле у прохода и хорошо видел пред собою пять рядов внимательных затылков женщин и мужчин. Люди первых рядов сидели не очень густо, разделенные пустотами, за спиною Самгина их было еще меньше. На
хорах не более полусотни безмолвных.
«Три года назад с
хор освистали бы лектора», — скучно подумал он. И вообще было скучно, хотя лектор говорил все более радостно.
Тут с
хор как бы упали густо, грубо и медленно сказанные слова...
— Довольно! — крикнул, выскочив вперед
хора, рыжеватый юноша в пенсне на остром носу. — Долой безграмотные песни! Из какой далекой страны собрались мы? Мы все — русские, и мы в столице нашей русской страны.
— Талантливый! Вчера читал мне что-то вроде оперетки — очень смешно! Там
хор благочестивых банкиров уморительно поет...
Хор громко, но не ладно делал на мотив «Было дело под Полтавой...
Люди кричат, их невнятные крики образуют тоже как бы облако разнообразного шума, мерно прыгает солдатская маршевая песня, уныло тянется деревенская, металлически скрипят и повизгивают гармоники, стучат топоры, где-то учатся невидимые барабанщики, в трех десятках шагов от насыпи собралось толстое кольцо, в центре его двое пляшут, и
хор отчаянно кричит старинную песню...
Дирижирует
хором прапорщик Харламов. Самгин уже видел его, говорил с ним. Щеголеватый читатель контрреволюционной литературы и любитель остреньких неблагонадежных анекдотов очень похудел, вытянулся, оброс бородой неопределенной окраски, но не утратил своей склонности к шуточкам и клоунадам.
— Хор-рошенький случай! — воскликнул Харламов, вытаращив глаза. — Но — он знал об этом раньше, чем я, он там работает.
Хор был велик, пел непрерывно.
Неточные совпадения
Потом свою вахлацкую, // Родную,
хором грянули, // Протяжную, печальную, // Иных покамест нет. // Не диво ли? широкая // Сторонка Русь крещеная, // Народу в ней тьма тём, // А ни в одной-то душеньке // Спокон веков до нашего // Не загорелась песенка // Веселая и ясная, // Как вёдреный денек. // Не дивно ли? не страшно ли? // О время, время новое! // Ты тоже в песне скажешься, // Но как?.. Душа народная! // Воссмейся ж наконец!
Хозяйка не ответила. // Крестьяне, ради случаю, // По новой чарке выпили // И
хором песню грянули // Про шелковую плеточку. // Про мужнину родню.
Вдруг песня
хором грянула // Удалая, согласная: // Десятка три молодчиков, // Хмельненьки, а не валятся, // Идут рядком, поют, // Поют про Волгу-матушку, // Про удаль молодецкую, // Про девичью красу. // Притихла вся дороженька, // Одна та песня складная // Широко, вольно катится, // Как рожь под ветром стелется, // По сердцу по крестьянскому // Идет огнем-тоской!..
Я за то тебя, детинушку, пожалую // Среди поля
хоромами высокими, // Что двумя столбами с перекладиною… —
На Царицынской станции поезд был встречен стройным
хором молодых людей, певших: «Славься». Опять добровольцы кланялись и высовывались, но Сергей Иванович не обращал на них внимания; он столько имел дел с добровольцами, что уже знал их общий тип, и это не интересовало его. Катавасов же, за своими учеными занятиями не имевший случая наблюдать добровольцев, очень интересовался ими и расспрашивал про них Сергея Ивановича.