«…Рабочие опустили руки, и — жизнь остановилась. Да, силой, двигающей жизнью,
является сила рабочих… В Петербурге часть студентов и еще какие-то люди работают на почте, заменяя бастующих…»
Неточные совпадения
Этот труд и эта щедрость внушали мысль, что должен
явиться человек необыкновенный, не только потому, что он — царь, а по предчувствию Москвой каких-то особенных
сил и качеств в нем.
— Екатерина Великая скончалась в тысяча семьсот девяносто шестом году, — вспоминал дядя Хрисанф; Самгину было ясно, что москвич верит в возможность каких-то великих событий, и ясно было, что это — вера многих тысяч людей. Он тоже чувствовал себя способным поверить: завтра
явится необыкновенный и, может быть, грозный человек, которого Россия ожидает целое столетие и который, быть может, окажется в
силе сказать духовно растрепанным, распущенным людям...
— К человеку племени Данова, по имени Маной, имевшему неплодную жену,
явился ангел, и неплодная зачала, и родился Самсон, человек великой
силы, раздиравший голыми руками пасти львиные. Так же зачат был и Христос и многие так…
Но слова о ничтожестве человека пред грозной
силой природы, пред законом смерти не портили настроение Самгина, он знал, что эти слова меньше всего мешают жить их авторам, если авторы физически здоровы. Он знал, что Артур Шопенгауэр, прожив 72 года и доказав, что пессимизм есть основа религиозного настроения, умер в счастливом убеждении, что его не очень веселая философия о мире, как «призраке мозга»,
является «лучшим созданием XIX века».
Но он устал стоять, сел в кресло, и эта свободная всеразрешающая мысль — не
явилась, а раздражение осталось во всей
силе и вынудило его поехать к Варваре.
— «Внутренняя жизнь личности есть единственно творческая
сила человеческого бытия, и она, а не самодовлеющие начала политического порядка
является единственно прочным базисом для всякого общественного строительства».
Именно в эту минуту
явился Тагильский. Войдя в открытую дверь, он захлопнул ее за собою с такой
силой, что тонкие стенки барака за спиною Самгина вздрогнули, в рамах заныли, задребезжали стекла, но дверь с такой же
силой распахнулась, и вслед за Тагильским вошел высокий рыжий офицер со стеком в правой руке.
Он все более часто чувствовал, что из массы сырого материала, накопленного им, крайне трудно выжать единый смысл, придать ему своеобразную форму,
явиться пред людями автором нового открытия, которое объединит все передовые
силы страны.
Он знал, что его личный, житейский опыт формируется чужими словами, когда он был моложе, это обижало, тревожило его, но постепенно он привык не обращать внимания на это насилие слов, которые — казалось ему — опошляют подлинные его мысли, мешают им
явиться в отличных формах, в оригинальной
силе, своеобразном блеске.
Всюду собирались кучки людей, горячо обсуждая волнующий призыв. Жизнь вскипала, она в эту весну для всех была интереснее, всем несла что-то новое, одним — еще причину раздражаться, злобно ругая крамольников, другим — смутную тревогу и надежду, а третьим — их было меньшинство — острую радость сознания, что это они
являются силой, которая будит всех.
Неточные совпадения
Дома он через минуту уже решил дело по существу. Два одинаково великих подвига предстояли ему: разрушить город и устранить реку. Средства для исполнения первого подвига были обдуманы уже заранее; средства для исполнения второго представлялись ему неясно и сбивчиво. Но так как не было той
силы в природе, которая могла бы убедить прохвоста в неведении чего бы то ни было, то в этом случае невежество
являлось не только равносильным знанию, но даже в известном смысле было прочнее его.
Между тем дела в Глупове запутывались все больше и больше.
Явилась третья претендентша, ревельская уроженка Амалия Карловна Штокфиш, которая основывала свои претензии единственно на том, что она два месяца жила у какого-то градоначальника в помпадуршах. Опять шарахнулись глуповцы к колокольне, сбросили с раската Семку и только что хотели спустить туда же пятого Ивашку, как были остановлены именитым гражданином
Силой Терентьевым Пузановым.
Он как бы снимал с нее те покровы, из-за которых она не вся была видна; каждая новая черта только больше выказывала всю фигуру во всей ее энергической
силе, такою, какою она
явилась ему вдруг от произведенного стеарином пятна.
Это не было строевое собранное войско, его бы никто не увидал; но в случае войны и общего движенья в восемь дней, не больше, всякий
являлся на коне, во всем своем вооружении, получа один только червонец платы от короля, — и в две недели набиралось такое войско, какого бы не в
силах были набрать никакие рекрутские наборы.
— Не бойся, — сказал он, — ты, кажется, не располагаешь состареться никогда! Нет, это не то… в старости
силы падают и перестают бороться с жизнью. Нет, твоя грусть, томление — если это только то, что я думаю, — скорее признак
силы… Поиски живого, раздраженного ума порываются иногда за житейские грани, не находят, конечно, ответов, и
является грусть… временное недовольство жизнью… Это грусть души, вопрошающей жизнь о ее тайне… Может быть, и с тобой то же… Если это так — это не глупости.