Неточные совпадения
Но чаще Клим, слушая отца, удивлялся: как он забыл о
том, что помнит отец? Нет, отец не выдумал, ведь и мама тоже говорит, что в нем, Климе, много необыкновенного, она даже объясняет, отчего это
явилось.
— Ну, пусть не так! — равнодушно соглашался Дмитрий, и Климу казалось, что, когда брат рассказывает даже именно так, как было, он все равно не верит в
то, что говорит. Он знал множество глупых и смешных анекдотов, но рассказывал не смеясь, а как бы даже конфузясь. Вообще в нем
явилась непонятная Климу озабоченность, и людей на улицах он рассматривал таким испытующим взглядом, как будто считал необходимым понять каждого из шестидесяти тысяч жителей города.
Но это честное недоумение
являлось ненадолго и только в
те редкие минуты, когда, устав от постоянного наблюдения над собою, он чувствовал, что идет путем трудным и опасным.
Он умел сказать чужое так осторожно, мимоходом и в
то же время небрежно, как будто сказанное им
являлось лишь ничтожной частицей сокровищ его ума.
Не зная, что делать с собою, Клим иногда шел во флигель, к писателю. Там
явились какие-то новые люди: носатая фельдшерица Изаксон; маленький старичок, с глазами, спрятанными за темные очки,
то и дело потирал пухлые руки, восклицая...
Являлся мастеровой, судя по рукам — слесарь; он тоже чаще всего говорил одни и
те же слова...
Его очень заинтересовали откровенно злые взгляды Дронова, направленные на учителя. Дронов тоже изменился, как-то вдруг. Несмотря на свое уменье следить за людями, Климу всегда казалось, что люди изменяются внезапно, прыжками, как минутная стрелка затейливых часов, которые недавно купил Варавка: постепенности в движении их минутной стрелки не было, она перепрыгивала с черты на черту. Так же и человек: еще вчера он был таким же, как полгода
тому назад, но сегодня вдруг в нем
являлась некая новая черта.
В темно-синем пиджаке, в черных брюках и тупоносых ботинках фигура Дронова приобрела комическую солидность. Но лицо его осунулось, глаза стали неподвижней, зрачки помутнели, а в белках
явились красненькие жилки, точно у человека, который страдает бессонницей. Спрашивал он не так жадно и много, как прежде, говорил меньше, слушал рассеянно и, прижав локти к бокам, сцепив пальцы, крутил большие, как старик. Смотрел на все как-то сбоку, часто и устало отдувался, и казалось, что говорит он не о
том, что думает.
Не без труда и не скоро он распутал тугой клубок этих чувств: тоскливое ощущение утраты чего-то очень важного, острое недовольство собою, желание отомстить Лидии за обиду, половое любопытство к ней и рядом со всем этим напряженное желание убедить девушку в его значительности, а за всем этим
явилась уверенность, что в конце концов он любит Лидию настоящей любовью, именно
той, о которой пишут стихами и прозой и в которой нет ничего мальчишеского, смешного, выдуманного.
— Это похоже на фразу из офицерской песни, — неопределенно сказал Макаров, крепко провел ладонями по лицу и тряхнул головою. На лице его
явилось недоумевающее, сконфуженное выражение, он как будто задремал на минуту, потом очнулся, разбуженный толчком и очень смущенный
тем, что задремал.
Видел он и
то, что его уединенные беседы с Лидией не нравятся матери. Варавка тоже хмурился, жевал бороду красными губами и говорил, что птицы вьют гнезда после
того, как выучатся летать. От него веяло пыльной скукой, усталостью, ожесточением. Он
являлся домой измятый, точно после драки. Втиснув тяжелое тело свое в кожаное кресло, он пил зельтерскую воду с коньяком, размачивал бороду и жаловался на городскую управу, на земство, на губернатора. Он говорил...
Когда мысли этого цвета и порядка
являлись у Самгина, он хорошо чувствовал, что вот это — подлинные его мысли,
те, которые действительно отличают его от всех других людей. Но он чувствовал также, что в мыслях этих есть что-то нерешительное, нерешенное и робкое. Высказывать их вслух не хотелось. Он умел скрывать их даже от Лидии.
На воде пруда, рядом с белым пятном его тужурки, вдруг
явилось темное пятно, и в
ту же секунду бабий голос обиженно спросил его...
Затем
явилось тянущее, как боль, отвращение к окружающему, к этим стенам в пестрых квадратах картин, к черным стеклам окон, прорубленных во
тьму, к столу, от которого поднимался отравляющий запах распаренного чая и древесного угля.
Хорошо бы внезапно
явиться пред ними и сказать или сделать что-нибудь необыкновенное, поражающее, например, вознестись на воздух или перейти, как по земле, через узкую, но глубокую реку на
тот берег.
Макаров говорил не обидно, каким-то очень убедительным тоном, а Клим смотрел на него с удивлением: товарищ вдруг
явился не
тем человеком, каким Самгин знал его до этой минуты. Несколько дней
тому назад Елизавета Спивак тоже встала пред ним как новый человек. Что это значит? Макаров был для него человеком, который сконфужен неудачным покушением на самоубийство, скромным студентом, который усердно учится, и смешным юношей, который все еще боится женщин.
Клим прислонился к стене, изумленный кротостью, которая внезапно
явилась и бросила его к ногам девушки. Он никогда не испытывал ничего подобного
той радости, которая наполняла его в эти минуты. Он даже боялся, что заплачет от радости и гордости, что вот, наконец, он открыл в себе чувство удивительно сильное и, вероятно, свойственное только ему, недоступное другим.
Клим никогда еще не видел ее такой оживленной и властной. Она подурнела, желтоватые пятна
явились на лице ее, но в глазах было что-то самодовольное. Она будила смешанное чувство осторожности, любопытства и, конечно,
те надежды, которые волнуют молодого человека, когда красивая женщина смотрит на него ласково и ласково говорит с ним.
По праздникам из села
являлись стаи мальчишек, рассаживаясь по берегу реки, точно странные птицы, они молча, сосредоточенно наблюдали беспечную жизнь дачников. Одного из них, быстроглазого, с головою в мелких колечках черных волос, звали Лаврушка, он был сирота и, по рассказам прислуги, замечателен
тем, что пожирал птенцов птиц живыми.
Через пять минут Самгин имел право думать, что дядя Хрисанф давно, нетерпеливо ожидал его и страшно обрадован
тем, что Клим, наконец,
явился.
Вошли двое: один широкоплечий, лохматый, с курчавой бородой и застывшей в ней неопределенной улыбкой, не
то пьяной, не
то насмешливой. У печки остановился, греясь, кто-то высокий, с черными усами и острой бородой. Бесшумно
явилась молодая женщина в платочке, надвинутом до бровей. Потом один за другим пришло еще человека четыре, они столпились у печи, не подходя к столу, в сумраке трудно было различить их. Все молчали, постукивая и шаркая ногами по кирпичному полу, только улыбающийся человек сказал кому-то...
Блестела золотая парча, как ржаное поле в июльский вечер на закате солнца; полосы глазета напоминали о голубоватом снеге лунных ночей зимы, разноцветные материи — осеннюю расцветку лесов; поэтические сравнения эти
явились у Клима после
того, как он побывал в отделе живописи, где «объясняющий господин», лобастый, длинноволосый и тощий, с развинченным телом, восторженно рассказывая публике о пейзаже Нестерова, Левитана, назвал Русь парчовой, ситцевой и наконец — «чудесно вышитой по бархату земному шелками разноцветными рукою величайшего из художников — божьей рукой».
— Сообразите же, насколько трудно при таких условиях создавать общественное мнение и руководить им. А тут еще
являются люди, которые уверенно говорят: «Чем хуже —
тем лучше». И, наконец, — марксисты, эти квазиреволюционеры без любви к народу.
Но тотчас же над переносьем его
явилась глубокая складка, сдвинула густые брови в одну линию, и на секунду его круглые глаза ночной птицы как будто слились в один глаз, формою как восьмерка. Это было до
того странно, что Самгин едва удержался, чтоб не отшатнуться.
Забавно было наблюдать колебание ее симпатии между madame Рекамье и madame Ролан, портреты
той и другой поочередно
являлись на самом видном месте среди портретов других знаменитостей, и по
тому, которая из двух француженок выступала на первый план, Самгин безошибочно определял, как настроена Варвара: и если на видном месте
являлась Рекамье, он говорил, что искусство — забава пресыщенных, художники — шуты буржуазии, а когда Рекамье сменяла madame Ролан, доказывал, что Бодлер революционнее Некрасова и рассказы Мопассана обнажают ложь и ужасы буржуазного общества убедительнее политических статей.
«Что же я тут буду делать с этой?» — спрашивал он себя и, чтоб не слышать отца, вслушивался в шум ресторана за окном. Оркестр перестал играть и начал снова как раз в
ту минуту, когда в комнате
явилась еще такая же серая женщина, но моложе, очень стройная, с четкими формами, в пенсне на вздернутом носу. Удивленно посмотрев на Клима, она спросила, тихонько и мягко произнося слова...
Приходя к ней, он заставал Гогиных, — брат и сестра всегда
являлись вместе; заставал мрачного Гусарова, который огорченно беспокоился о
том, что «Манифест» социал-демократической партии не только не объединяет марксистов с народниками, а еще дальше отводит их друг от друга.
Держа в руках чашку чая, Варвара слушала ее почтительно и с
тем напряжением, которое
является на лице человека, когда он и хочет, но не может попасть в тон собеседника.
Дома Самгин заказал самовар, вина, взял горячую ванну, но это мало помогло ему, а только ослабило. Накинув пальто, он сел пить чай. Болела голова, начинался насморк, и режущая сухость в глазах заставляла закрывать их. Тогда из
тьмы являлось голое лицо, масляный череп, и в ушах шумел тяжелый голос...
Самгин швырнул газету прочь, болели глаза, читать было трудно, одолевал кашель. Дмитрий
явился поздно вечером, сообщил, что он переехал в
ту же гостиницу, спросил о температуре, пробормотал что-то успокоительное и убежал, сказав...
Все солдаты казались курносыми, стояли они, должно быть, давно, щеки у них синеватые от холода. Невольно
явилась мысль, что такие плохонькие поставлены нарочно для
того, чтоб люди не боялись их. Люди и не боялись, стоя почти грудь с грудью к солдатам, они посматривали на них снисходительно, с сожалением; старик в полушубке и в меховой шапке с наушниками говорил взводному...
Вечером собралось человек двадцать; пришел большой, толстый поэт, автор стихов об Иуде и о
том, как сатана играл в карты с богом; пришел учитель словесности и тоже поэт — Эвзонов, маленький, чернозубый человек, с презрительной усмешкой на желтом лице;
явился Брагин, тоже маленький, сухой, причесанный под Гоголя, многоречивый и особенно неприятный
тем, что всесторонней осведомленностью своей о делах человеческих он заставлял Самгина вспоминать себя самого, каким Самгин хотел быть и был лет пять
тому назад.
Спивак, несмотря на
то что сын ее лежал опасно больной, была почти невидима, с утра исчезала куда-то,
являлась на полчаса, на час и снова исчезала.
«Жажда развлечений, привыкли к событиям», — определил Самгин. Говорили негромко и ничего не оставляя в памяти Самгина; говорили больше о
том, что дорожает мясо, масло и прекратился подвоз дров. Казалось, что весь город выжидающе притих. Людей обдувал не сильный, но неприятно сыроватый ветер, в небе
являлись голубые пятна, напоминая глаза, полуприкрытые мохнатыми ресницами. В общем было как-то слепо и скучно.
Явилась Дуняша, и хотя глаза ее были заплаканы, начала она с
того, что, обняв Клима за шею, поцеловала в губы, прошептав...
Лекция была озаглавлена «Интеллект и рок», — в ней доказывалось, что интеллект и
является выразителем воли рока, а сам «рок не что иное, как маска Сатаны — Прометея»; «Прометей — это
тот, кто первый внушил человеку в раю неведения страсть к познанию, и с
той поры девственная, жаждущая веры душа богоподобного человека сгорает в Прометеевом огне; материализм — это серый пепел ее».
Он был не очень уверен в своей профессиональной ловкости и проницательности, а после визита к девице Обоимовой у него
явилось опасение, что Марина может скомпрометировать его, запутав в какое-нибудь темное дело. Он стал замечать, что, относясь к нему все более дружески, Марина вместе с
тем постепенно ставит его в позицию служащего, редко советуясь с ним о делах. В конце концов он решил серьезно поговорить с нею обо всем, что смущало его.
Выговорив это, Самгин смутился, почувствовал, что даже кровь бросилась в лицо ему. Никогда раньше эта мысль не
являлась у него, и он был поражен
тем, что она
явилась. Он видел, что Марина тоже покраснела. Медленно сняв руки со стола, она откинулась на спинку дивана и, сдвинув брови, строго сказала...
Закрыл глаза, и во
тьме явилось стройное, нагое, розоватое тело женщины.
«Московский, первой гильдии, лишний человек». Россия, как знаешь, изобилует лишними людями. Были из дворян лишние,
те — каялись, вот —
явились кающиеся купцы. Стреляются. Недавно в Москве трое сразу — двое мужчин и девица Грибова. Все — богатых купеческих семей. Один — Тарасов — очень даровитый. В массе буржуазия наша невежественна и как будто не уверена в прочности своего бытия. Много нервнобольных.
В
тот же год
явилась мачеха, вдова дьякона, могучая, циничная и отвратительно боголюбивая бабища.
Но тяжелая туша Бердникова
явилась в игре Самгина медведем сказки о
том, как маленькие зверки поселились для дружеской жизни в черепе лошади, но пришел медведь, спросил — кто там, в черепе, живет? — и, когда зверки назвали себя, он сказал: «А я всех вас давишь», сел на череп и раздавил его вместе с жителями.
Это стало его привычкой — напоминать себе лицо свое в
те минуты, когда
являлись важные, решающие мысли.
Но чем более он присматривался к нянькину внуку,
тем чаще
являлись подозрения, что Дронов каждый данный момент и во всех своих отношениях к людям — человечишка неискренний.
Кончилось
тем, что
явился некто третий и весьма дерзкий, изнасиловал тетку, оплодотворил и, почувствовав себя исполнившей закон природы, тетка сказала всем лишним людям...
Тем более поразил его Дронов, когда он
явился к нему поздно вечером полупьяный и, ошеломленно мотая головой, пробормотал хриплым голосом...
«Таким типом, может быть,
явился бы человек, гармонически соединяющий в себе Дон-Кихота и Фауста. Тагильский… Чего хочет этот… иезуит?
Тем, что он говорил, он, наверное, провоцировал. Хотел знать количество сторонников большевизма. Рабочие — если это были действительно рабочие — не высказались. Может быть, они — единственные большевики в… этой начинке пирога. Елена — остроумна».
Самгин не успел протестовать против его самовольства, к
тому же оно не
явилось новостью. Иван не впервые посылал Агафью за своим любимым вином.
Мысли этого порядка
являлись у Самгина не часто и всегда от книг на
темы «мировой скорби» о человеке в космосе, от системы фраз
того или иного героя, который по причинам, ясным только создателю его, мыслил, как пессимист.
Явилась мысль очень странная и даже обидная: всюду на пути его расставлены знакомые люди, расставлены как бы для
того, чтоб следить: куда он идет? Ветер сбросил с крыши на голову жандарма кучу снега, снег попал за ворот Клима Ивановича, набился в ботики. Фасад двухэтажного деревянного дома дымился белым дымом, в нем что-то выло, скрипело.