Неточные совпадения
Канатное дело я хорошо прошёл, мне оно сначала
приятно было; ходишь, бывало, вдоль струн да
вспоминаешь прожитое, как бы на гуслях играя.
Слова её падали медленно, как осенние листья в тихий день, но слушать их было
приятно. Односложно отвечая, он
вспоминал всё, что слышал про эту женщину: в своё время город много и злорадно говорил о ней, о том, как она в первый год по приезде сюда хотела всем нравиться, а муж ревновал её, как он потом начал пить и завёл любовницу, она же со стыда спряталась и точно умерла — давно уже никто не говорил о ней ни слова.
— До сих пор одна из них, — рассказывал мне автор дневника и очевидец, — она уж и тогда-то не молода была, теперь совсем старуха, я ей накладку каждое воскресенье делаю, — каждый раз в своем блудуаре со смехом про этот вечер говорит… «Да уж забыть пора», — как-то заметил я ей. «И што ты… Про хорошее лишний раз
вспомнить приятно!»
Неточные совпадения
— Мы об вас
вспоминали у председателя палаты, у Ивана Григорьевича, — сказал наконец Чичиков, видя, что никто не располагается начинать разговора, — в прошедший четверг. Очень
приятно провели там время.
Он снова заставил себя
вспомнить Марину напористой девицей в желтом джерси и ее глупые слова: «Ношу джерси, потому что терпеть не могу проповедей Толстого». Кутузов называл ее Гуляй-город. И, против желания своего, Самгин должен был признать, что в этой женщине есть какая-то
приятно угнетающая, теплая тяжесть.
Идя домой, по улицам,
приятно освещенным луною, вдыхая острый, но освежающий воздух, Самгин внутренне усмехался. Он был доволен. Он
вспоминал собрания на кулебяках Анфимьевны у Хрисанфа и все, что наблюдалось им до Московского восстания, —
вспоминал и видел, как резко изменились темы споров, интересы, как открыто говорят о том, что раньше замалчивалось.
Макаров бывал у Лидии часто, но сидел недолго; с нею он говорил ворчливым тоном старшего брата, с Варварой — небрежно и даже порою глумливо, Маракуева и Пояркова называл «хористы», а дядю Хрисанфа — «угодник московский». Все это было
приятно Климу, он уже не
вспоминал Макарова на террасе дачи, босым, усталым и проповедующим наивности.
Из людей, которых он видел в эти дни, особенно выделялась монументальная фигура красавца Фроленкова.
Приятно было
вспоминать его ловкие, уверенные движения, на каждое из них человек этот тратил силы именно столько, сколько оно требовало. Многозначительно было пренебрежение, ‹с которым› Фроленков говорил о кузнецах, слушал дерзости Ловцова.