Неточные совпадения
— А я
и пить не хочу! Вино твоё
вовсе не скусно.
— Это
вовсе не больно! — морщась
и размахивая рукою, говорил Боря.
— Засуха, любезный господин,
вовсе не от меня, засуха — от оврагов, как говорили мне очень учёные господа! Овражки вы развели, господа хозяева,
и спускаете воду, — засухи весьма жестокие ждут вас, судари мои!
— Они
и не довезут никуда
вовсе! Это же переодетые собаки…
— Это, — говорит, — ничего не доказует. Ты гляди: шла по улице женщина — раз! Увидал её благородный человек — два! Куда изволите идти,
и — готово! Муж в таком минутном случае
вовсе ни при чём, тут главное — женщина, она живёт по наитию, ей, как земле, только бы семя получить, такая должность: давай земле соку, а как — всё едино. Оттого иная всю жизнь
и мечется, ищет, кому жизнь её суждена, ищет человека, обречённого ей, да так иногда
и не найдёт, погибает даже.
Даже
и сам Марк Васильев не сторонится того, что ему
вовсе бы не подходяще,
и, когда Цветаев говорит про города, про фабрики, — хмурится, не внимает
и как бы не придаёт словам его веса.
— А я — не согласна; не спорю — я не умею, а просто — не согласна,
и он сердится на меня за это, кричит. Они осуждают,
и это подстрекает его, он гордый, бешеный такой, не верит мне, я говорю, что вы тоже хороший, а он думает обо мне совсем не то
и грозится, вот я
и прибежала сказать! Ей-богу, — так боюсь; никогда из-за меня ничего не было,
и ничего я не хочу
вовсе, ах, не надо ничего, господи…
А перебегая туда-сюда, человек только сам себе
и всему сословию игру портит, оттого
и видим мы в дамках
вовсе не те шашки, которым это надлежит!
— Глядите, — зудел Тиунов, — вот, несчастие, голод,
и — выдвигаются люди, а кто такие? Это — инженерша, это — учитель, это — адвокатова жена
и к тому же — еврейка, ага? Тут жида
и немца — преобладание! А русских — мало; купцов, купчих —
вовсе даже нет! Как так? Кому он ближе, голодающий мужик, — этим иноземцам али — купцу? Изволите видеть: одни уступают свое место, а другие — забежали вперёд, ага? Ежели бы не голод, их бы никто
и не знал, а теперь — славу заслужат, как добрые люди…
— Мужик — умный, — сказал Никон, усмехаясь. — Забавно мы с ним беседуем иной раз: он мне — хорошая, говорит, у тебя душа, а человек ты никуда не годный! А я ему — хороший ты человек, а души у тебя
вовсе нет, одни руки везде, пар шестнадцать! Смеётся он. Мужик надёжный, на пустяки себя не разобьёт
и за малость не продаст ни себя, ни другого. Ежели бы он Христа продавал — ограбил бы покупателей, прямо бы
и сразу по миру пустил.
— Ты — слушай: Посулов человек не настоящий
и тебе
вовсе не пара, он жулик, а ты прост, ты — детский человек…
Поп пришёл
и даже испугал его своим видом — казалось, он тоже только что поборол жестокую болезнь: стал длиннее, тоньше, на костлявом лице его, в тёмных ямах, неустанно горели почти безумные глаза, от него жарко пахло перегоревшей водкой. Сидеть же как будто
вовсе разучился, всё время расхаживал, топая тяжёлыми сапогами, глядя в потолок, оправляя волосы, ряса его развевалась тёмными крыльями,
и, несмотря на длинные волосы, он совершенно утратил подобие церковнослужителя.
—
Вовсе бы
и не надо знать вам эти истории! — говорил он, а она, смешно надувая губы, с обидой заявляла...
В большом зале генерал-губернаторского дома собралось все чиновное сословие города, начиная от губернатора до титулярного советника: правители канцелярий и дел, советники, асессоры, Кислоедов, Красноносов, Самосвистов, не бравшие, бравшие, кривившие душой, полукривившие
и вовсе не кривившие, — все ожидало с некоторым не совсем спокойным ожиданием генеральского выхода.