Окованные серебром риз, озарённые тихими огнями, суровые
лики икон смотрели на неё с иконостаса так же внимательно и неотрывно, как Матвей смотрел.
Тогда открывались светлые, острые глаза, и лицо старца, — благообразное, спокойное, словно выточенное из кипарисового дерева, — сразу и надолго оставалось в памяти своим внушительным сходством с ясными, добрыми
ликами икон нового — «фряжского» — письма.
Неточные совпадения
Но церковь была почти не освещена, только в алтаре да пред
иконами, особо чтимыми, рассеянно мерцали свечи и лампады, жалобно бросая жёлтые пятна на чёрные
лики. Сырой мрак давил людей, лиц их не было видно, они плотно набили храм огромным, безглавым, сопящим телом, а над ними, на амвоне, точно в воздухе, качалась тёмная фигура священника.
В субботу Илья стоял со стариком на церковной паперти, рядом с нищими, между двух дверей. Когда отворялась наружная дверь, Илью обдавало морозным воздухом с улицы, у него зябли ноги, и он тихонько топал ими по каменному полу. Сквозь стёкла двери он видел, как огни свечей, сливаясь в красивые узоры трепетно живых точек золота, освещали металл риз, чёрные головы людей,
лики икон, красивую резьбу иконостаса.
Внутренность храма, когда Вадим Петрович остановился невдалеке от средних больших дверей против мраморного шатра, покрывавшего алтарь, полная живописной полумглы, ширилась в грандиозных очертаниях сводов и стен; снопы маленьких огоньков на паникадилах мерцали в глубине, чуть-чуть освещая
лики икон. Сверху ряды золоченых перил на хорах отливали блеском округлых линий.
Неточные совпадения
К святому сложилось отношение, как к
иконе,
лик его стал иконописным
ликом, перестал быть человеческим.
Солнце уж садилось и бросало косвенные лучи, которые то играли по золотым окладам
икон, то освещали темные и суровые
лики святых и уничтожали своим блеском слабое и робкое мерцание свеч.
Какие-то неопределенные мысли зарождались и исчезали в нем; перед ним мелькал голый череп крестного в венчике серебряных волос, с темным лицом, похожим на
лики старинных
икон.
Старая деревянная церковь понравилась ему, в ней было множество тёмных уголков, и его всегда жутко тянуло заглянуть в их уютную, тёплую тишину. Он тайком ждал, что в одном из них найдёт что-то необычное, хорошее, оно обнимет его, ласково прижмёт к себе и расскажет нечто, как, бывало, делала его мать.
Иконы были чёрные от долголетней копоти, осевшей на них, и все святые
лики, добрые и строгие, одинаково напоминали бородатое, тёмное лицо дяди Петра.
Жаловаться на людей — не мог, не допускал себя до этого, то ли от гордости, то ли потому, что хоть и был я глуп человек, а фарисеем — не был. Встану на колени перед знамением Абалацкой богородицы, гляжу на
лик её и на ручки, к небесам подъятые, — огонёк в лампаде моей мелькает, тихая тень гладит
икону, а на сердце мне эта тень холодом ложится, и встаёт между мною и богом нечто невидимое, неощутимое, угнетая меня. Потерял я радость молитвы, опечалился и даже с Ольгой неладен стал.