Неточные совпадения
— Барин, — он так и того, — неохотно ответил Кожемякин,
глядя в небо. — Тогда, брат, барин что хотел, то и делал;
люди у него в крепостях были, лишённые всякой своей воли, и бар этих боялись пуще чертей али нечисти болотной. Сестру мою — тёткой, стало быть, пришлась бы тебе…
Мальчик тихонько подошёл к окну и осторожно выглянул из-за косяка; на скамье под черёмухой сидела Власьевна, растрёпанная, с голыми плечами, и было видно, как они трясутся. Рядом с нею, согнувшись,
глядя в землю, сидел с трубкою в зубах Созонт, оба они были покрыты густой сетью теней, и тени шевелились, точно стараясь как можно туже опутать
людей.
—
Гляжу я на тебя — ходишь ты тихонький и словно бы не здешний, думаю — уйдёт он за матерью своей, сирота, лишит кого-то счастья-радости любовной! Сбились мы все тут, как зайцы в половодье, на острове маленьком, и отец твой, и я, и этот
человек, и всем нам каждому сиротство своё — как слепота!
Сердце Матвея больно замирало, руки тряслись, горло душила противная судорога. Он
глядел на всех жалобными глазами, держась за руку мачехи, и слова
людей царапали его, точно ногтями.
Большинство молчало, пристально
глядя на землю, обрызганную кровью и мозгом, в широкую спину трупа и в лицо беседовавших
людей. Казалось, что некоторые усиленно стараются навсегда запомнить все черты смерти и все речи, вызванные ею.
— Поди, — приказал он негромко, — скажи ей — хозяин, мол, просит, — вежливо,
гляди, скажи! Просит, мол, сойдите… пожалуйста! Да. Будто ничего не знаешь, ласковенько так! Нам обижать
людей не к чему…
И, оглянув двор, накрытый серым небом, мальчик ушёл, а тридцатилетний
человек,
глядя вслед ему, думал...
— Кот — это, миляга, зверь умнеющий, он на три локтя в землю видит. У колдунов всегда коты советчики, и оборотни, почитай, все они, коты эти. Когда кот сдыхает — дым у него из глаз идёт, потому в ём огонь есть, погладь его ночью — искра брызжет. Древний зверь: бог сделал
человека, а дьявол — кота и говорит ему:
гляди за всем, что
человек делает, глаз не спускай!
А Матвей стоял у печи и чувствовал себя бессильным помочь этой паре нужных ему, близких
людей, молчал, стыдясь
глядеть на их слёзы и кровь.
Слушал я это,
глядел на
людей, и казалось мне, что уж было всё это однажды или, может, во сне мною видано.
— А хожу, — говорит, — туда-сюда и
гляжу, где хорошие
люди, увижу — потрусь около них. Выглядел вас на беседе тогда, сидите вы, как во сне, сразу видно, что
человек некорыстный и ничего вам от
людей не надо. Вот, теперь около вас поживу.
— Это, — говорит, — ничего не доказует. Ты
гляди: шла по улице женщина — раз! Увидал её благородный
человек — два! Куда изволите идти, и — готово! Муж в таком минутном случае вовсе ни при чём, тут главное — женщина, она живёт по наитию, ей, как земле, только бы семя получить, такая должность: давай земле соку, а как — всё едино. Оттого иная всю жизнь и мечется, ищет, кому жизнь её суждена, ищет
человека, обречённого ей, да так иногда и не найдёт, погибает даже.
— Ты, — говорит, — Сеня,
человек добрый, ты — честный, ты сам всё видишь, помоги мне, несчастной! Кирилло, — говорит, — тайно сопьётся и меня зря изведёт, покуда Ефим Ильич своей смерти дождётся, — помоги, пожалей,
гляди — какова я, разве мне такую жизнь жить надо?
Гляжу я на
людей: с виду разномастен народ на земле, а чуть вскроется нутро, и все как-то похожи друг на друга бесприютностью своей и беспокойством души».
С этого и началось. Когда он вышел за ворота, на улице, против них, стоял
человек в чуйке и картузе, нахлобученном на нос. Наклоня голову, как бык, он
глядел из-под козырька, выпучив рачьи глаза, а тулья картуза и чуйка были осыпаны мелким серебром изморози.
— Ты, Яков, одинарный
человек, ты всегда одно видишь, везде одно, а двуглазые, они всё — двоят. Я говорю всем:
гляди прищурившись; я
человек случайный, только — шалишь! — я вижу верно! Кто жизнь начал? Баба, — верно? Кто жизнь начал?
И на сей раз — не убежал. А Шакир, седой шайтан, с праздником, — так весь и сияет,
глядит же на старика столь мило, что и на Евгенью Петровну не
глядел так. Великое и прекрасное зрелище являет собою
человек, имеющий здравый ум и доброе сердце, без прикрасы можно сказать, что таковой весьма подобен вешнему солнцу».
Евгеньины речи против его речей — просто детские, он же прощупал
людей умом своим до глубины. От этого, видно, когда он говорит слова суровые, — глаза его
глядят отечески печально и ласково. Странно мне, что к попу он не ходит, да и поп за всё время только дважды был у него; оба раза по субботам, после всенощной, и они сидели почти до света, ведя беседу о разуме, душе и боге.
—
Глядите, — зудел Тиунов, — вот, несчастие, голод, и — выдвигаются
люди, а кто такие? Это — инженерша, это — учитель, это — адвокатова жена и к тому же — еврейка, ага? Тут жида и немца — преобладание! А русских — мало; купцов, купчих — вовсе даже нет! Как так? Кому он ближе, голодающий мужик, — этим иноземцам али — купцу? Изволите видеть: одни уступают свое место, а другие — забежали вперёд, ага? Ежели бы не голод, их бы никто и не знал, а теперь — славу заслужат, как добрые
люди…
— Бог требует от
человека добра, а мы друг в друге только злого ищем и тем ещё обильней зло творим; указываем богу друг на друга пальцами и кричим:
гляди, господи, какой грешник! Не издеваться бы нам, жителю над жителем, а посмотреть на все общим взглядом, дружелюбно подумать — так ли живём, нельзя ли лучше как? Я за тех
людей не стою, будь мы умнее, живи лучше — они нам не надобны…
—
Гляжу я, брат, на тебя — дивлюсь, какой ты чудной
человек!
И было страшно: только что приблизился к нему
человек как нельзя плотней и — снова чужой, далёкий, неприятный сидит на том же месте, схлёбывая чай и
глядя на него через блюдечко всё [с] тою же знакомою, только немного усталою улыбкой.
«К чему клонит?» — соображал Матвей Савельев,
глядя, как
человек этот, зажав в колени свои сухие руки, трёт их, двигая ногами и покачиваясь на стуле.
Сижу в «Лиссабоне», запел «Как за речкой зелен садик возрастал» — поднялся в углу
человек,
глядит на меня, и, знаешь, лицо эдакое праздничное, знатока лицо!
Худенький
человек, вынув часы, переспросил,
глядя на них...
— Так мне удобнее, — ответил тот,
глядя в пол. Кожемякин не шевелился,
глядя на
людей сквозь ресницы и не желая видеть чёрные квадраты окон.
На его жёлтом лице не отражалось ни радости, ни любопытства, ни страха, ничего — чем жили
люди в эти дни; глаза смотрели скучно и рассеянно, руки касались вещей осторожно, брезгливо; все при нём как будто вдруг уставали, и невольно грустно думалось,
глядя на него, что, пока есть такой
человек, при нём ничего хорошего не может быть.
Неточные совпадения
— Я разбит, я убит, я не
человек более! — сказал Алексей Александрович, выпуская ее руку, но продолжая
глядеть в ее наполненные слезами глаза. — Положение мое тем ужасно, что я не нахожу нигде, в самом себе не нахожу точки опоры.
Левин положил брата на спину, сел подле него и не дыша
глядел на его лицо. Умирающий лежал, закрыв глаза, но на лбу его изредка шевелились мускулы, как у
человека, который глубоко и напряженно думает. Левин невольно думал вместе с ним о том, что такое совершается теперь в нем, но, несмотря на все усилия мысли, чтоб итти с ним вместе, он видел по выражению этого спокойного строгого лица и игре мускула над бровью, что для умирающего уясняется и уясняется то, что всё так же темно остается для Левина.
— Да нет, Костя, да постой, да послушай! — говорила она, с страдальчески-соболезнующим выражением
глядя на него. — Ну, что же ты можешь думать? Когда для меня нет
людей, нету, нету!… Ну хочешь ты, чтоб я никого не видала?
— Может быть, и да, — сказал Левин. — Но всё-таки я любуюсь на твое величие и горжусь, что у меня друг такой великий
человек. Однако ты мне не ответил на мой вопрос, — прибавил он, с отчаянным усилием прямо
глядя в глаза Облонскому.
— Я несчастлива? — сказала она, приближаясь к нему и с восторженною улыбкой любви
глядя на него, — я — как голодный
человек, которому дали есть. Может быть, ему холодно, и платье у него разорвано, и стыдно ему, но он не несчастлив. Я несчастлива? Нет, вот мое счастье…