Неточные совпадения
Матвею нравилось сидеть в кухне за большим, чисто выскобленным столом; на одном конце стола Ключарев с татарином играли в шашки, — от них веяло чем-то интересным и серьёзным, на другом солдат раскладывал свою книгу,
новые большие счёты, подводя итоги работе недели; тут же сидела Наталья с шитьём в руках, она стала менее вертлявой, и в зелёных
глазах её появилась добрая забота о чём-то.
…В монастыре появилась
новая клирошанка, — высокая, тонкая, как берёзка, она напоминала своим покорным взглядом Палагу, —
глаза её однажды остановились на лице юноши и сразу поработили его. Рот её — маленький и яркий — тоже напоминал Палагу, а когда она высоким светлым голосом пела: «Господи помилуй…» — Матвею казалось, что это она для него просит милости, он вспоминал мать свою, которая, жалеючи всех людей, ушла в глухие леса молиться за них и, может быть, умерла уже, истощённая молитвой.
Кожемякин встал перед зеркалом, в мёртвом стекле отражалось большелобое, пухлое лицо; русая борода, сжимая, удлиняла его, голубые, немного мутные
глаза освещали рассеянным, невесёлым светом. Ему не нравилось это лицо, он всегда находил его пустым и, несмотря на бороду, — бабьим. Сегодня на нём — в
глазах и на распустившихся губах — появилось что-то
новое и тоже неприятное.
Не мигая, он следил за игрою её лица, освещённого добрым сиянием
глаз, за живым трепетом губ и ласковым пением голоса, свободно, обильно истекавшего из груди и словах,
новых для него, полных стойкой веры. Сначала она говорила просто и понятно: о Христе, едином боге, о том, что написано в евангелии и что знакомо Матвею.
А на дворе как-то вдруг явился
новый человек, маленький, угловатый, ободранный, с тонкими ногами и ненужной бородкой на жёлтом лице.
Глаза у него смешно косили, забегая куда-то в переносье; чтобы скрыть это, он прищуривал их, и казалось, что в лице у него плохо спрятан маленький ножик о двух лезвиях, одно — побольше, другое — поменьше.
Он занял место Маркуши и с первых же дней всех заинтересовал своей обязательной, вежливой улыбочкой, бойкою, острою речью; а ребята на заводе приняли его насмешливо и неприязненно: худой и сутулый Фома, мужик из Воеводина, с головой, похожей на топор, и какими-то чужими
глазами, внимательно оглядел
нового дворника и убеждённо объявил...
— Я кулаку не верю! — забросив
глаза в переносье, сказал
новый человек.
Он на секунду закрыл
глаза и со злой отчётливостью видел своё жилище — наизусть знал в нём все щели заборов, сучья в половицах, трещины в стенах, высоту каждого дерева в саду и все
новые ветки, выросшие этим летом. Казалось, что и число волос в бороде Шакира известно ему; и знает он всё, что может сказать каждый рабочий на заводе.
А Евгения говорила какие-то ненужные слова,
глаза её бегали не то тревожно, не то растерянно, и необычно суетливые движения снова напоминали птицу, засидевшуюся в клетке, вот дверца открыта перед нею, а она прыгает, глядя на свободу круглым
глазом, и не решается вылететь, точно сомневаясь — не ловушка ли
новая — эта открытая дверь?
По двору тихо бродил Шакир, вполголоса рассказывая
новому дворнику Фоке, где что лежит, что надо делать. Фока был мужик высокий, сутулый, с каменным лицом, в густой раме бороды, выгоревшей досера. Он смотрел на всё равнодушно, неподвижным взглядом тёмных
глаз и молча кивал в ответ татарину лысоватой острой головой.
Вспыхнула
новая надежда и осветила, словно очистив женщину огнём, он бросился к ней, схватил за руку, заглянул в
глаза.
Тогда открывались светлые, острые
глаза, и лицо старца, — благообразное, спокойное, словно выточенное из кипарисового дерева, — сразу и надолго оставалось в памяти своим внушительным сходством с ясными, добрыми ликами икон
нового — «фряжского» — письма.
Он скоро заметил, что каждый из
новых знакомцев стремится говорить с ним один на один и что с
глаза на
глаз все люди приятнее, добрее, интереснее, чем в компании.
Лицо у неё было
новое: слиняло всё и дрожало,
глаза округлились и тупо, оловянные, смотрели прямо перед собою, должно быть, ничего не видя.
Волнуясь, он торопливо перелистывал тетрадь, ему хотелось в чём-то разубедить её, предостеречь и хотелось ещё чего-то — для себя. Девушка пошевелилась на стуле, села твёрже, удобнее — её движение несколько успокоило и ещё более одушевило старика: он видел в её
глазах новое чувство. Так она ещё не смотрела на него.
По лицам людей, кипевших в его доме, по их разговорам и тревожным
глазам Любы он знал, что жизнь возмущается всё глубже, волнение людей растёт всё шире, и тем сильней разгоралось в нём желание писать свои слова — они гудели в ушах его колокольным звоном, как бы доносясь издали и предвещая праздник, благовестя о
новой жизни.
Неточные совпадения
Новый ходок, Пахомыч, взглянул на дело несколько иными
глазами, нежели несчастный его предшественник. Он понял так, что теперь самое верное средство — это начать во все места просьбы писать.
Да, это именно те самые пепельные кудри, та самая матовая белизна лица, те самые голубые
глаза, тот самый полный и трепещущий бюст; но как все это преобразилось в
новой обстановке, как выступило вперед лучшими, интереснейшими своими сторонами!
Едва успев продрать
глаза, Угрюм-Бурчеев тотчас же поспешил полюбоваться на произведение своего гения, но, приблизившись к реке, встал как вкопанный. Произошел
новый бред. Луга обнажились; остатки монументальной плотины в беспорядке уплывали вниз по течению, а река журчала и двигалась в своих берегах, точь-в-точь как за день тому назад.
Анна, отведя
глаза от лица друга и сощурившись (это была
новая привычка, которой не знала за ней Долли), задумалась, желая вполне понять значение этих слов. И, очевидно, поняв их так, как хотела, она взглянула на Долли.
Когда Анна вышла в шляпе и накидке и, быстрым движением красивой руки играя зонтиком, остановилась подле него, Вронский с чувством облегчения оторвался от пристально устремленных на него жалующихся
глаз Голенищева и с
новою любовию взглянул на свою прелестную, полную жизни и радости подругу.