Неточные совпадения
— Знаешь ты, — спросил он Матвея, — что её отца от семьи продали? Продали мужа, а жену
с дочерью оставили
себе. Хороший мужик был, слышь, родитель-то у ней, — за строптивость его на Урал угнали железо добывать. Напоследях, перед
самой волей, сильно баре обозлились, множество народа извели!
— Ничем! — ответил юноша, стыдливо отводя глаза в сторону, и
с гордостью,
самому себе не понятной, добавил: — Она и не дотронулась до меня!
Смотрел юноша, как хвастается осень богатствами своих красок, и думал о жизни, мечтал встретить какого-то умного, сердечного человека, похожего на дьячка Коренева, и каждый вечер откровенно, не скрывая ни одной мысли, говорить
с ним о людях, об отце, Палаге и о
себе самом.
Её история была знакома Матвею: он слышал, как Власьевна рассказывала Палаге, что давно когда-то один из господ Воеводиных привёз её, Собачью Матку, — барышнею — в Окуров, купил дом ей и некоторое время жил
с нею, а потом бросил. Оставшись одна, девушка служила развлечением уездных чиновников, потом заболела, состарилась и вот выдумала
сама себе наказание за грехи: до конца дней жить со псами.
Он долго внушал Шакиру нечто неясное и для
самого себя; татарин сидел весь потный и хлопал веками, сгоняя сон
с глаз своих. А в кухне, за ужином, о постоялке неустанно говорила Наталья, тоже довольная и заинтересованная ею и мальчиком.
На время, пока чердак устраивали, постоялка
с сыном переселилась вниз, в ту комнату, где умерла Палага; Кожемякин
сам предложил ей это, но как только она очутилась на одном полу
с ним, — почувствовал
себя стеснённым этой близостью, чего-то испугался и поехал за пенькой.
Весь город знал, что в монастыре балуют;
сам исправник Ногайцев говорил выпивши, будто ему известна монахиня, у которой груди на редкость неровные: одна весит пять фунтов, а другая шесть
с четвертью. Но ведь «не согрешив, не покаешься, не покаявшись — не спасёшься», балуют — за
себя, а молятся день и ночь — за весь мир.
— Это уж как вам будет угодно! — вежливо отозвался мещанин. — У нас в Углу все
сами на
себя не похожи, —
с тем возьмите!
Сам он про
себя не любит рассказывать, а если говорит, так неохотно,
с усмешкой, и усмешка эта не нравится мне, скушно от неё на душе.
Однако ему показалось, что он ответил
сам себе неуверенно, это заставило его вспомнить об Евгении, он тотчас поставил Горюшину рядом
с нею, упорно начал сближать их и скоро достиг того, чего — неясно — хотел: Горюшина неотделимо сливалась
с Евгенией, и это оживило в нём мучительно пережитое, прослоенное новыми впечатлениями чувство непобедимого влечения к женщине.
«Выпрошу у него приём
себе и весь наизнанку вывернусь пред ним!» — не однажды обещал он
сам себе и
с этим обещанием спускался вниз.
Кожемякин некоторое время чувствовал
себя победителем; голова его приятно кружилась от успеха и вина, но когда он, дружелюбно приглашённый всеми в гости и
сам всех пригласив к
себе, вышел на улицу и под ногами у него захрустел снег — сердце охладело, сжалось в унынии, и невольно
с грустью он подумал...
А он стал являться чаще, принося
с собою бумаги, читал и
сам же браковал их.
В памяти спутанно кружились отрывки прочитанного и, расплываясь, изменяясь, точно облака на закате, ускользали, таяли; он и не пытался удержать, закрепить всё это, удивлённый магической силой,
с которой книга спрятала его от
самого себя.
— Вот — гляди-ко на меня: ко мне приходило оно, хорошее-то, а я не взял, не умел, отрёкся! Надоел я
сам себе, Люба, всю жизнь как на руках
себя нёс и — устал, а всё — несу, тяжело уж это мне и не нужно, а я
себя тащу, мотаю! Впереди — ничего, кроме смерти, нет, а обидно ведь умирать-то, никакой жизни не было, так — пустяки да ожидание: не случится ли что хорошее? Случалось — боялся да ленился в дружбу
с ним войти, и вот — что же?
Неточные совпадения
О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня
сам государственный совет боится. Да что в
самом деле? Я такой! я не посмотрю ни на кого… я говорю всем: «Я
сам себя знаю,
сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается на пол, но
с почтением поддерживается чиновниками.)
Почтмейстер. Нет, о петербургском ничего нет, а о костромских и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы не читаете писем: есть прекрасные места. Вот недавно один поручик пишет к приятелю и описал бал в
самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет, говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» —
с большим,
с большим чувством описал. Я нарочно оставил его у
себя. Хотите, прочту?
Осип, слуга, таков, как обыкновенно бывают слуги несколько пожилых лет. Говорит сурьёзно, смотрит несколько вниз, резонер и любит
себе самому читать нравоучения для своего барина. Голос его всегда почти ровен, в разговоре
с барином принимает суровое, отрывистое и несколько даже грубое выражение. Он умнее своего барина и потому скорее догадывается, но не любит много говорить и молча плут. Костюм его — серый или синий поношенный сюртук.
Питался больше рыбою; // Сидит на речке
с удочкой // Да
сам себя то по носу, // То по лбу — бац да бац!
— Не знаю я, Матренушка. // Покамест тягу страшную // Поднять-то поднял он, // Да в землю
сам ушел по грудь //
С натуги! По лицу его // Не слезы — кровь течет! // Не знаю, не придумаю, // Что будет? Богу ведомо! // А про
себя скажу: // Как выли вьюги зимние, // Как ныли кости старые, // Лежал я на печи; // Полеживал, подумывал: // Куда ты, сила, делася? // На что ты пригодилася? — // Под розгами, под палками // По мелочам ушла!