Неточные совпадения
Зовётся
Семён Дроздов, показался мне весьма забавным, и зашли мы с ним к Савельеву в трактир, чайку попить, а там кривой уже сидит, слободской он, Тиунов, родной сын повитухи и знахарки Живой Воды, которая сводней была.
— Юродивый ты,
Семён, что ли? — укоряя, заворчал он. — Прямо блаженный ты какой-то…
Через час, даже не напившись чаю,
Семён Дроздов, распушив усы, прощался, совал всем длинную руку и, сияя, говорил торопливо...
—
Семён Иванович любит загадками говорить…
— Кто это говорит? — быстро спросил он, подскочив на скамье. — Неужто
Семён Иванович?
— Я знаю Дуню давно, мы из одного города, она — удивительная по душе! И
Семён Иванович прав — Максим её погубит, это ясно.
— Они вас, кроме батюшки, все осуждают, особенно
Семён Иваныч…
— Доверия к нему не больше, как к малому ребёнку, потому что, — как знаете, — человек с фантазией, а булочница — женщина крутая, и есть даже слушок, что в богородицах у хлыстов ходила, откуда у неё и деньги. А
Семён обучился на гитаре играть и ко стихам большое пристрастие имеет…
Кожемякин помнил обоих братьев с дней отрочества, когда они били его, но с того времени старший Маклаков —
Семён — женился, осеялся детьми, жил тихо и скупо, стал лыс, тучен, и озорство его заплыло жиром, а Никон — остался холост, бездельничал, выучился играть на гитаре и гармонии и целые дни торчал в гостинице «Лиссабон», купленной Сухобаевым у наследников безумного старика Савельева.
Семён Маклаков боялся смерти, — посинев от страха, он умоляюще смотрел на брата и бормотал...
Ревякин ловил мух, обрывал им крылья и гонял по тарелке, заботясь, чтобы муха делала правильный круг.
Семён Маклаков недоверчиво следил за его усилиями и бормотал, покашливая...
Когда гроб зарыли,
Семён Маклаков, виновато кланяясь, стал приглашать на поминки, глаза его бегали из стороны в сторону, он бил себя картузом по бедру и внушал Кожемякину...
Неточные совпадения
— Чаю мы выпили бы и голодны оба, как зимние звери, только это после, а теперь ты нам расскажи, что тут
Семён натворил?
— Тебе бы,
Семён, в город уйти, а здесь ты ни к чему, как зуб вырванный!
Стоит
Семён в тени, осматривая людей невидимыми глазами; на голове у него чёрный башлык, под ним — мутное пятно лица, с плеч до ног колоколом висит омытая дождём клеёнка, любопытно скользят по ней отблески огня и, сверкая, сбегает вода. Он похож на монаха в этой одежде и бормочет, точно читая молитву:
Семён, подняв ружьё дулом в небо, наклонился вперёд, поглядел.
Тяжело ворочая языком,
Семён продолжает: