— Этого никто не хочет! — задумчиво проговорил Пётр, снова раскинув карты и озабоченно
поглаживая щёку. — Потому ты должен бороться с революционерами — агентами иностранцев, — защищая свободу России, власть и жизнь государя, — вот и всё. А как это надо делать — увидишь потом… Только не зевай, учись исполнять, что тебе велят… Наш брат должен смотреть и лбом и затылком… а то получишь по хорошему щелчку и спереди и сзади… Туз пик, семь бубен, десять пик…
Сзади судей сидел, задумчиво
поглаживая щеку, городской голова, полный, солидный мужчина; предводитель дворянства, седой, большебородый и краснолицый человек, с большими, добрыми глазами; волостной старшина в поддевке, с огромным животом, который, видимо, конфузил его — он все старался прикрыть его полой поддевки, а она сползала.
Горюшина, в голубой кофточке и серой юбке, сидела на скамье под яблоней, спустив белый шёлковый платок с головы на плечи, на её светлых волосах и на шёлке платка играли розовые пятна солнца;
поглаживая щёки свои веткой берёзы, она задумчиво смотрела в небо, и губы её двигались, точно женщина молилась.
Дмитрий посмотрел на нее, на брата и, должно быть, сжал зубы, лицо его смешно расширилось, волосы бороды на скулах встали дыбом, он махнул рукою за плечо свое и, шумно вздохнув, заговорил,
поглаживая щеки:
Неточные совпадения
А на другой день Безбедов вызвал у Самгина странное подозрение: всю эту историю с выстрелом он рассказал как будто только для того, чтоб вызвать интерес к себе; размеры своего подвига он значительно преувеличил, — выстрелил он не в лицо голубятника, а в живот, и ни одна дробинка не пробила толстое пальто. Спокойно
поглаживая бритый подбородок и
щеки, он сказал:
— Ничего! — утешительно говорил Кожемякин,
поглаживая его шерстяную
щёку. — Ещё поживём немножко, бог даст! Ой, как я рад, что встал…
Выпьют… Ларион поконфузится немножко да и запоёт, а Савёлка сидит, как пришитый, мигает, бородёнкой трясёт, слёзы на глазах у него, лоб рукой
поглаживает и улыбается, сгоняя пальцами слезинки со
щёк.
— Ничего, Егор Петрович, живите, а мы тихим людям рады! — говорит он,
поглаживая рябые
щёки неверными, дрожащими руками. И речь у него — тоже неверная, вся пересечена оговорками и поправками.
— Ах, сердце мое, как я счастлива, что вижу тебя снова! —
поглаживая мои
щеки тоненькими пальчиками с ноготками, по обычаю, окрашенными хной — говорила Гуль-Гуль. — Ах, сердце мое, ненаглядная джаным!