Он обладал вполне Лизой, этой прекрасной,
божественной женщиной, которой один взгляд бывало обдавал его восторгом, и за эти дни готов идти на пытку.
— Сердце поворотилось у меня в груди, — продолжала она, — недолго думая, еду к графине, описываю ей эту ужасную картину.
Божественная женщина! Она дала пятьдесят рублей и к завтрашнему дню обещала еще сто от своих приятельниц.
Оттого-то, когда я не нашел в магазине этой картинки, вырвались у меня слова: «Ее уж нет!» Ее уж нет, и с того времени не прошло дня в жизни моей, чтобы я не оплакивал эту
божественную женщину.
Неточные совпадения
— Мой идол… идол… и-д-о-л! — с страстным увлечением говорил маленький голос в минуту моего пробуждения. — Какой ты приятный, когда ты стоишь на коленях!.. Как я люблю тебя, как много я тебе желаю счастья! Я верю, я просто чувствую, я знаю, что тебя ждет слава; я знаю, что вся эта мелкая зависть перед тобою преклонится, и
женщины толпами целыми будут любить тебя, боготворить, с ума сходить. Моя любовь читает все вперед, что будет; она чутка, мой друг! мой превосходный, мой
божественный художник!
Твердынский(подходя ближе и хватая за руку).
Божественная, но свободная
женщина! Судьба покровительствует нам. Сей юный питомец Минервы (указывая на спящего Петю) опочил в объятиях Морфея, мы одни, и я снедаем любовью. (Хватает ее и хочет поцеловать.) Будущее в руках судьбы, настоящее наше. (Обнимает ее.)Да полно же, милейшая.
— Нет, так… к слову… Ведь он девственник и боится
женщин. А Палагея Семеновна очень его любит. Она у меня особенная… Весьма все
божественное уважает. Училась-то по псалтыри да по часовнику…
— Человек он добрый и по всему хороший, опять же нарочито благочестивый, — ответила Дарья Сергевна. — Ежели только не в отлучке, непременно приедет. А ежели отъехал, можно племянника его позвать, Ивана Абрамыча. Парень хоша и молодой, а вкруг дяди во всем
Божественном шибко наторел. А оно и пристойней бы и лучше бы было, ежели бы чин погребения мужчина исправил.
Женщине ведь это можно разве при крайней нужде.
Здесь я купил в лавке бумаги и конверт и сел за столом в кухне писать письмо к моей пафосской богине, в которой
женщина для меня нимало не затмевала
божественный, мною созданный образ; я любил ее, но не иначе, как смертный может любить богиню, — и не предполагал, чтобы несомненная ее любовь ко мне имела другой характер, не соответствующий разнице наших отношений.