Был на заводе и такой ничей человек — звали его Стёпа, — чёрный, как жук, рябой, без бровей, с прищуренными глазами, ловкий на все руки, весёлый паренёк.
Неточные совпадения
—
Есть такие! Вот бы тебе с ними и пожить годок-другой. Иди-ка ты
на завод один, недалеко, вёрст за сто отсюда, там у меня
есть добрые дружки!
И пошёл со мной рядом.
Было ему лет пятнадцать, уже школу кончил и
на заводе работал. Идёт, прищурив глаза, и расспрашивает...
Иной раз и толкнёт кто-нибудь, но этого я терпеть не мог и в таких случаях кулака не жалел. Но хотя людям сила и нравится, а кулаком ни уважения, ни внимания к себе не выколотишь, и
быть бы мне сильно битому, если б в одну из моих ссор не вмешался Михайлов дружок Гаврила Костин, молодой литейщик, весьма красивый парень и очень заметный
на заводе.
Совершенно сообразно этой истории, Бьюмонт, родившийся и до 20 лет живший в Тамбовской губернии, с одним только американцем или англичанином на 20 или 50 или 100 верст кругом, с своим отцом, который целый день
был на заводе, сообразно этой истории, Чарльз Бьюмонт говорил по — русски, как чистый русский, а по — английски — бойко, хорошо, но все-таки не совершенно чисто, как следует человеку, уже только в зрелые годы прожившему несколько лет в стране английского языка.
— Ну да, черт возьми! — внезапно раздражаясь, буркнул Квашнин. — Только не здесь, не здесь, — остановил он за рукав устремившегося было директора. — Когда я
буду на заводе…
— Пеньковка и еще девять заводов принадлежат, как вы знаете, Кайгородову, который живет постоянно за границей и
был на заводах всего только раз в своей жизни, лет пятнадцать тому назад; пробыл недели две и уехал.
Неточные совпадения
Но когда дошли до того, что ободрали
на лепешки кору с последней сосны, когда не стало ни жен, ни дев и нечем
было «людской
завод» продолжать, тогда головотяпы первые взялись за ум.
Пытались
было зажечь клоповный
завод, но в действиях осаждающих
было мало единомыслия, так как никто не хотел взять
на себя обязанность руководить ими, — и попытка не удалась.
— Ну, старички, — сказал он обывателям, — давайте жить мирно. Не трогайте вы меня, а я вас не трону. Сажайте и сейте,
ешьте и
пейте, заводите фабрики и
заводы — что же-с! Все это вам же
на пользу-с! По мне, даже монументы воздвигайте — я и в этом препятствовать не стану! Только с огнем, ради Христа, осторожнее обращайтесь, потому что тут недолго и до греха. Имущества свои попалите, сами погорите — что хорошего!
— Я пожалуюсь? Да ни за что в свете! Разговоры такие пойдут, что и не рад жалобе! Вот
на заводе — взяли задатки, ушли. Что ж мировой судья? Оправдал. Только и держится всё волостным судом да старшиной. Этот отпорет его по старинному. А не
будь этого — бросай всё! Беги
на край света!
О чем бы разговор ни
был, он всегда умел поддержать его: шла ли речь о лошадином
заводе, он говорил и о лошадином
заводе; говорили ли о хороших собаках, и здесь он сообщал очень дельные замечания; трактовали ли касательно следствия, произведенного казенною палатою, — он показал, что ему небезызвестны и судейские проделки;
было ли рассуждение о бильярдной игре — и в бильярдной игре не давал он промаха; говорили ли о добродетели, и о добродетели рассуждал он очень хорошо, даже со слезами
на глазах; об выделке горячего вина, и в горячем вине знал он прок; о таможенных надсмотрщиках и чиновниках, и о них он судил так, как будто бы сам
был и чиновником и надсмотрщиком.