Неточные совпадения
Барин наш, Константин Николаевич Лосев, богат был и много земель
имел; в нашу экономию он редко наезжал: считалась она несчастливой в их семействе, в ней баринову мать кто-то задушил, дед его с коня упал, разбился, и жена сбежала. Дважды видел я барина: человек высокий, полный, в золотых очках, в поддёвке и картузе с красным околышком; говорили, что он важный царю слуга и весьма учёный — книги пишет. Титова однако он два раза матерно изругал и
кулак к носу подносил ему.
Неточные совпадения
— Никаких других защитников, кроме царя, не
имеем, — всхлипывал повар. — Я — крепостной человек, дворовый, — говорил он, стуча красным
кулаком в грудь. — Всю жизнь служил дворянству… Купечеству тоже служил, но — это мне обидно! И, если против царя пошли купеческие дети, Клим Иванович, — нет, позвольте…
Наступает и в народе уединение: начинаются
кулаки и мироеды; уже купец все больше и больше желает почестей, стремится показать себя образованным, образования не
имея нимало, а для сего гнусно пренебрегает древним обычаем и стыдится даже веры отцов.
«До сих пор мы
имели дело просто с
кулаками, — сообщал корреспондент, — а
кулак интеллигентный — явление, с которым придется считаться».
— Да!.. — уже со слезами в голосе повторял Кишкин. — Да… Легко это говорить: перестань!.. А никто не спросит, как мне живется… да. Может, я
кулаком слезы-то вытираю, а другие радуются… Тех же горных инженеров взять: свои дома
имеют, на рысаках катаются, а я вот на своих на двоих вышагиваю. А отчего, Родион Потапыч? Воровать я вовремя не умел… да.
Когда Любочка сердилась и говорила: «целый век не пускают», это слово целый век, которое
имела тоже привычку говорить maman, она выговаривала так, что, казалось, слышал ее, как-то протяжно: це-е-лый век; но необыкновеннее всего было это сходство в игре ее на фортепьяно и во всех приемах при этом: она так же оправляла платье, так же поворачивала листы левой рукой сверху, так же с досады
кулаком била по клавишам, когда долго не удавался трудный пассаж, и говорила: «ах, бог мой!», и та же неуловимая нежность и отчетливость игры, той прекрасной фильдовской игры, так хорошо названной jeu perlé, [блистательной игрой (фр.).] прелести которой не могли заставить забыть все фокус-покусы новейших пьянистов.