— Ты же, святителю Кирилле, предстань господу за грешника, да уврачует господь язвы и вереды мои, яко же и я врачую язвы людей! Господи всевидящий, оцени труды мои и помилуй меня! Жизнь моя — в руце твоей; знаю — неистов быша аз во страстех, но уже довольно наказан тобою; не отринь, яко пса, и да не отженут мя
люди твои, молю тя, и да исправится молитва моя, яко кадило пред тобою!
Неточные совпадения
— Когда, — говорит, —
человека душат, ему неловко говорить. Ты меня не тронь, я уже всякие побои видал —
твои для меня лишни. И драться тебе не надо, этак ты все заповеди опрокинешь.
— Вот, Матвей, на
твоё счастье явился случай — хватай его, коли хочешь
человеком быть!
«Снова угрожаешь ты мне, господи, опять надо мною рука
твоя! Дал бы
человеку оправиться, помог бы ему отойти в сторону! Али скуп стал милостью и не в доброте сила
твоя?»
«Ведь не в бытии, а только в милосердии
твоём сомневался я, ибо кажется мне, что все
люди брошены тобою без помощи и без пути!»
— А как же? Эй, — говорит, — парень, известно мне, что ты к
людям горд, но — не дерзай перенести гордость
твою и на господень закон, — сто крат тяжеле поражён будешь! Уж не Ларионова ли закваска бродит в тебе? Покойник, по пьяному делу, в еретичество впадал, помни сие!
«Разве это не
твой сладкий дар
человеку, господи?»
— Я тебе вот что скажу: существует только
человек, всё же прочее есть мнение. Бог же
твой — сон
твоей души. Знать ты можешь только себя, да и то — не наверное.
— Надо всем она веет, а
человек вроде как по жёрдочке над пропастью идёт; она крылом мах! — и
человека нет нигде! О, господи! «Силою
твоею да укрепится мир», — а как ему укрепиться, ежели смерть поставлена превыше всего? Ты и разумом смел, и книг много съел, а живёшь, пока цел, да!
— Ты мне не нужна, — говорю, — а нужно мне горе
твоё, хочу я знать всё, чем
люди мучаются.
— Ребёночка хочу… Как беременна-то буду, выгонят меня! Нужно мне младенца; если первый помер — другого хочу родить, и уж не позволю отнять его, ограбить душу мою! Милости и помощи прошу я, добрый
человек, помоги силой
твоей, вороти мне отнятое у меня… Поверь, Христа ради, — мать я, а не блудница, не греха хочу, а сына; не забавы — рождения!
— Гляди… Это ли не праздник и не рай? Торжественно вздымаются горы к солнцу и восходят леса на вершины гор; малая былинка из-под ног
твоих окрылённо возносится к свету жизни, и всё поёт псалмы радости, а ты,
человек, ты — хозяин земли, чего угрюм сидишь?
— Эх, отец! Наблудил ты в душе у меня, словно козёл в огороде, вот и вся суть
твоих речей! Но неужели со всеми решаешься ты так говорить? Великий это грех, по-моему, и нет в тебе жалости к
людям! Ведь утешений, а не сомнений ищут они, а ты сомнения сеешь!
— Я тебе,
человек, и за малую
твою услугу велик грех против меня прощу!
Если, говоря
людям, заденешь словом своим общее всем, тайно и глубоко погружённое в душе каждого истинно человеческое, то из глаз
людей истекает лучистая сила, насыщает тебя и возносит выше их. Но не думай, что это
твоя воля подняла тебя: окрылён ты скрещением в душе
твоей всех сил, извне обнявших тебя, крепок силою, кою
люди воплотили в тебе на сей час; разойдутся они, разрушится их дух, и снова ты — равен каждому.
— Я ненавижу поповское православие, мой ум направлен на слияние всех наших общин — и сродных им — в одну. Я — христианство не люблю, — вот что! Если б
люди твоей… касты, что ли, могли понять, что такое христианство, понять его воздействие на силу воли…
Струнников начинает расхаживать взад и вперед по анфиладе комнат. Он заложил руки назад; халат распахнулся и раскрыл нижнее белье. Ходит он и ни о чем не думает. Пропоет «Спаси, Господи,
люди Твоя», потом «Слава Отцу», потом вспомнит, как протодьякон в Успенском соборе, в Москве, многолетие возглашает, оттопырит губы и старается подражать. По временам заглянет в зеркало, увидит: вылитый мопс! Проходя по зале, посмотрит на часы и обругает стрелку.
«У меня три брата, и все четверо мы поклялись друг другу, что зарежем тебя, как барана, если ты сойдешь когда-нибудь с острова на землю в Сорренто, Кастелла-маре, Toppe или где бы то ни было. Как только узнаем, то и зарежем, помни! Это такая же правда, как то, что
люди твоей коммуны — хорошие, честные люди. Помощь твоя не нужна синьоре моей, даже и свинья моя отказалась бы от твоего хлеба. Живи, не сходя с острова, пока я не скажу тебе — можно!»
Неточные совпадения
Городничий. А мне очень нравится
твое лицо. Друг, ты должен быть хороший
человек. Ну что…
Стародум(читает). «…Я теперь только узнал… ведет в Москву свою команду… Он с вами должен встретиться… Сердечно буду рад, если он увидится с вами… Возьмите труд узнать образ мыслей его». (В сторону.) Конечно. Без того ее не выдам… «Вы найдете… Ваш истинный друг…» Хорошо. Это письмо до тебя принадлежит. Я сказывал тебе, что молодой
человек, похвальных свойств, представлен… Слова мои тебя смущают, друг мой сердечный. Я это и давеча приметил и теперь вижу. Доверенность
твоя ко мне…
Стародум(c нежнейшею горячностию). И мое восхищается, видя
твою чувствительность. От тебя зависит
твое счастье. Бог дал тебе все приятности
твоего пола. Вижу в тебе сердце честного
человека. Ты, мой сердечный друг, ты соединяешь в себе обоих полов совершенства. Ласкаюсь, что горячность моя меня не обманывает, что добродетель…
Стародум. Оттого, мой друг, что при нынешних супружествах редко с сердцем советуют. Дело в том, знатен ли, богат ли жених? Хороша ли, богата ли невеста? О благонравии вопросу нет. Никому и в голову не входит, что в глазах мыслящих
людей честный
человек без большого чина — презнатная особа; что добродетель все заменяет, а добродетели ничто заменить не может. Признаюсь тебе, что сердце мое тогда только будет спокойно, когда увижу тебя за мужем, достойным
твоего сердца, когда взаимная любовь ваша…
Г-жа Простакова. Не умирал! А разве ему и умереть нельзя? Нет, сударыня, это
твои вымыслы, чтоб дядюшкою своим нас застращать, чтоб мы дали тебе волю. Дядюшка-де
человек умный; он, увидя меня в чужих руках, найдет способ меня выручить. Вот чему ты рада, сударыня; однако, пожалуй, не очень веселись: дядюшка
твой, конечно, не воскресал.