Силою любви своей человек создаёт подобного себе, и потому думал я, что девушка понимает душу мою, видит мысли мои и нужна мне, как я сам себе.
Мать её стала ещё больше унылой, смотрит на меня со слезами, молчит и вздыхает, а Титов прячет скверные руки свои и тоже молча ходит вокруг меня; вьётся, как ворон над собакой издыхающей, чтоб в минуту смерти вырвать ей глаза. С месяц времени прошло, а я всё на том же месте стою, будто дошёл до крутого оврага и не знаю, где перейти. Тяжело было.
Неточные совпадения
Барин наш, Константин Николаевич Лосев, богат был и много земель имел; в нашу экономию он редко наезжал: считалась
она несчастливой в их семействе, в
ней баринову
мать кто-то задушил, дед его с коня упал, разбился, и жена сбежала. Дважды видел я барина: человек высокий, полный, в золотых очках, в поддёвке и картузе с красным околышком; говорили, что он важный царю слуга и весьма учёный — книги пишет. Титова однако он два раза матерно изругал и кулак к носу подносил ему.
А через некоторое время был я в келейке
матери Февронии. Вижу: маленькая старушка, глаза без бровей, на лице во всех его морщинах добрая улыбка бессменно дрожит. Речь
она ведёт тихо, почти шёпотом и певуче.
Конечно, и для богомольцев приманки имелись: вериги схимонаха Иосафа, уже усопшего, от ломоты в коленях помогали; скуфейка его, будучи на голову возложена, от боли головной исцеляла; в лесу ключ был очень студёный, — его вода, если облиться
ею, против всех болезней действовала. Образ успения божьей
матери ради верующих чудеса творил; схимонах Мардарий прорицал будущее и утешал горе людское. Всё было как следует, и весной, в мае, народ валом к нам валил.
Странно и противно слышать, когда человек, рождённый женщиной и соками
её вспоённый, грязнит, попирает
мать свою, отрицая за
нею всё, кроме похоти, низводит
её до скотины бессмысленной.
И вспомнил я неведомую мне
мать мою: может, и
она вот так же силой своей женской брошена была во власть отца моего? Обнял я
её, говорю...
Рассказывает
она мне жизнь свою: дочь слесаря, дядя у
неё помощник машиниста, пьяный и суровый человек. Летом он на пароходе, зимою в затоне, а
ей — негде жить. Отец с
матерью потонули во время пожара на пароходе; тринадцати лет осталась сиротой, а в семнадцать родила от какого-то барчонка. Льётся
её тихий голос в душу мне, рука
её тёплая на шее у меня, голова на плече моём лежит; слушаю я, а сердце сосёт подлый червяк — сомневаюсь.
Забыли мы, что женщина Христа родила и на Голгофу покорно проводила его; забыли, что
она мать всех святых и прекрасных людей прошлого, и в подлой жадности нашей потеряли цену женщине, обращаем
её в утеху для себя да в домашнее животное для работы; оттого
она и не родит больше спасителей жизни, а только уродцев сеет в
ней, плодя слабость нашу.
— У меня здесь подружка — хорошая девица, чистая, богатой семьи… ой, как трудно
ей, знал бы ты! Вот и
ей бы тоже забеременеть: когда
её выгонят за это —
она бы к
матери крёстной ушла.
Словно таешь, прислонясь ко груди
её, и растёт твоё тело, питаясь тёплым и пахучим соком милой
матери твоей; видишь себя неотрывно, навеки земным и благодарно думаешь...
— Зато, — продолжает он, — у Мишки на двоих разума! Начётчик! Ты погоди — он себя развернёт! Его заводский поп ересиархом назвал. Жаль, с богом у него путаница в голове! Это — от
матери. Сестра моя знаменитая была женщина по божественной части, из православия в раскол ушла, а из раскола
её — вышибли.
Рядом с
нею отец, высокий мужчина, лысый и седобородый, с большим носом, и
мать — полная, круглолицая; подняла
она брови, открыла широко глаза, смотрит вперёд, шевеля пальцами, и кажется, что сейчас закричит пронзительно и страстно.
Видел я
её,
мать мою, в пространстве между звёзд, и как гордо смотрит
она очами океанов своих в дали и глубины; видел
её, как полную чашу ярко-красной, неустанно кипящей, живой крови человеческой, и видел владыку
её — всесильный, бессмертный народ.
Сюда! за мной! скорей! скорей! // Свечей побольше, фонарей! // Где домовые? Ба! знакомые всё лица! // Дочь, Софья Павловна! страмница! // Бесстыдница! где! с кем! Ни дать ни взять она, // Как
мать ее, покойница жена. // Бывало, я с дражайшей половиной // Чуть врознь — уж где-нибудь с мужчиной! // Побойся бога, как? чем он тебя прельстил? // Сама его безумным называла! // Нет! глупость на меня и слепота напала! // Всё это заговор, и в заговоре был // Он сам, и гости все. За что я так наказан!..
Одинцова произнесла весь этот маленький спич [Спич (англ.) — речь, обычно застольная, по поводу какого-либо торжества.] с особенною отчетливостью, словно она наизусть его выучила; потом она обратилась к Аркадию. Оказалось, что
мать ее знавала Аркадиеву мать и была даже поверенною ее любви к Николаю Петровичу. Аркадий с жаром заговорил о покойнице; а Базаров между тем принялся рассматривать альбомы. «Какой я смирненький стал», — думал он про себя.
Неточные совпадения
Дорога многолюдная // Что позже — безобразнее: // Все чаще попадаются // Избитые, ползущие, // Лежащие пластом. // Без ругани, как водится, // Словечко не промолвится, // Шальная, непотребная, // Слышней всего
она! // У кабаков смятение, // Подводы перепутались, // Испуганные лошади // Без седоков бегут; // Тут плачут дети малые. // Тоскуют жены,
матери: // Легко ли из питейного // Дозваться мужиков?..
Как в ноги губернаторше // Я пала, как заплакала, // Как стала говорить, // Сказалась усталь долгая, // Истома непомерная, // Упередилось времечко — // Пришла моя пора! // Спасибо губернаторше, // Елене Александровне, // Я столько благодарна
ей, // Как
матери родной! // Сама крестила мальчика // И имя Лиодорушка — // Младенцу избрала…
Пишут ко мне, что, по смерти
ее матери, какая-то дальняя родня увезла
ее в свои деревни.
Правдин (Митрофану). Негодница! Тебе ли грубить
матери? К тебе
ее безумная любовь и довела
ее всего больше до несчастья.
Стародум(в сторону). Вот черты лица
ее матери. Вот моя Софья.