Неточные совпадения
Те святые мученики, кои боролись за господа, жизнью и смертью знаменуя
силу его, — эти были всех ближе
душе моей; милостивцы и блаженные, кои людям отдавали любовь свою, тоже трогали меня, те же, кто бога ради уходили от мира в пустыни и пещеры, столпники и отшельники, непонятны были мне: слишком силён был для них сатана.
С того дня нечисто зажил я; началась для меня какая-то тёмная и пьяная полоса, заметался парень, как голубь на пожаре в туче дымной. И Ольгу мне жалко, и хочется её женой иметь, люблю девушку, а главное — вижу, что Титов в чём-то крепче и устойчивей меня, а это несносно для гордости моей. Презирал я воровские дела и всю тёмную
душу его, а вдруг открылось, что живёт в этой
душе некая
сила и — властно смотрит она на меня!
— Помоги, — говорю, — господи, и научи мя, да не потеряю путей твоих и да не угрязнет
душа моя во грехе! Силён ты и многомилостив, сохрани же раба твоего ото зла и одари крепостью в борьбе с искушением, да не буду попран хитростию врага и да не усумнюсь в
силе любви твоей к рабу твоему!
Силою любви своей человек создаёт подобного себе, и потому думал я, что девушка понимает
душу мою, видит мысли мои и нужна мне, как я сам себе. Мать её стала ещё больше унылой, смотрит на меня со слезами, молчит и вздыхает, а Титов прячет скверные руки свои и тоже молча ходит вокруг меня; вьётся, как ворон над собакой издыхающей, чтоб в минуту смерти вырвать ей глаза. С месяц времени прошло, а я всё на том же месте стою, будто дошёл до крутого оврага и не знаю, где перейти. Тяжело было.
— Почто, — мол, — не поддержишь
силою твоею падение моё; почто возложил на меня испытание не по разуму мне, али не видишь, господи, погибает
душа моя?
Вдруг взметнётся дымом некая догадка или намёк, всё собою покроет, всё опустошит, и в
душе, как в поле зимой, пусто, холодно. Тогда я не смел дотронуться словами до этой мысли, но, хотя она и не вставала предо мной одетая в слова, —
силу её чувствовал я и боялся, как малый ребёнок темноты. Вскочу на ноги, затороплюсь домой, соберу снасти свои и пойду быстро да песни пою, чтобы оттолкнуть себя в сторону от немощного страха своего.
И началось для меня время безумное и бессмысленное, — не могу головы своей вверх поднять, тоже как бы брошен на землю гневною рукой и без
сил распростёрся на земле. Болит
душа обидой на бога, взгляну на образа и отойду прочь скорее: спорить я хочу, а не каяться. Знаю, что по закону должен смиренно покаяние принесть, должен сказать...
И всё это — не то, что тлеет в
душе моей, тлеет и нестерпимо жжёт её. Спать не могу, ничего не делаю, по ночам тени какие-то
душат меня, Ольгу вижу, жутко мне, и нет
сил жить.
И как-то вдруг решил я: пойду жить в монастырь, где устав построже, поживу-ка один, в келье, подумаю, книг почитаю… Не соберу ли в одиночестве разрушенную
душу мою в крепкую
силу?
Разум — от плоти, а сия — от дьявола,
сила же
души — частицы духа божьего; откровение даруется праведному через созерцание.
— Видеть Кавказ, — внушает Серафим, — значит видеть истинное лицо земли, на коем — не противореча — сливаются в одну улыбку и снежная чистота
души ребёнка и гордая усмешка мудрости дьявольской. Кавказ — проба
сил человека: слабый дух подавляется там и трепещет в страхе пред
силами земли, сильный же, насыщаясь ещё большей крепостью, становится высок и остр, подобно горе, возносящей алмазную вершину свою во глубину небесных пустынь, а вершина эта — престол молний.
Идут, — идут старые и молодые, женщины и дети, словно всех один голос позвал, и чувствую я в этом прохождении земли насквозь по всем её путям некую
силу, — захватывает она меня, тревожит, словно обещает что-то открыть
душе. Странно мне это беспокойное и покорное хождение после неподвижной жизни моей.
Многие, — как и я, — ищут бога и не знают уже, куда идти; рассеяли всю
душу на путях исканий своих и уже ходят только потому, что не имеют
сил остановить себя; носятся, как перья луковиц по ветру, лёгкие и бесполезные.
— Ребёночка хочу… Как беременна-то буду, выгонят меня! Нужно мне младенца; если первый помер — другого хочу родить, и уж не позволю отнять его, ограбить
душу мою! Милости и помощи прошу я, добрый человек, помоги
силой твоей, вороти мне отнятое у меня… Поверь, Христа ради, — мать я, а не блудница, не греха хочу, а сына; не забавы — рождения!
Первый раз в Христине увидал я человека, который не носит страха в своей
душе и готов бороться за себя всей
силой. Но тогда не оценил этой черты по великой цене её.
И садятся, окаянные, на лицо истины и
душат её, за горло взяв, и мешают росту
силы её всячески, враги наши и всего сущего!
И не привык ещё, не умеет он пользоваться
силами своими, пугается мятежей духа своего, создаёт чудовищ и боится отражений нестройной
души своей — не понимая сущности её; поклоняется формам веры своей — тени своей, говорю!
Охватила, увлекает вас красота и величие её, но — перед вами развернулась она во всей
силе — вы теперь как бы на площади стоите, и виден вам посреди её весь создаваемый храм во всей необъятности и красоте, но он строится тихой и тайной будничной работой, и если вы теперь же, плохо зная общий план, возьмётесь за неё — исчезнут для вас очертания храма, рассеется видение, не укреплённое в
душе, и труд покажется вам ниже ваших
сил.
— Православные! Вот, жил разбойник, обижал народ, грабил его… Смутился совестью, пошёл
душу спасать, — захотел послужить народу буйной
силою своей и — послужил! И ныне вы среди разбойников живёте, грабят они вас усердно, а чем служат вашей нужде? Какое добро от них видите?
Разгораются очи людей, светит из них пробудившаяся человеческая
душа, и моё зрение тоже становится широко и чутко: видишь на лице человека вопрос и тотчас отвечаешь на него; видишь недоверие — борешься с ним. Черпаешь
силу из открытых перед тобою сердец и этой же
силою объединяешь их в одно сердце.
Если, говоря людям, заденешь словом своим общее всем, тайно и глубоко погружённое в
душе каждого истинно человеческое, то из глаз людей истекает лучистая
сила, насыщает тебя и возносит выше их. Но не думай, что это твоя воля подняла тебя: окрылён ты скрещением в
душе твоей всех
сил, извне обнявших тебя, крепок
силою, кою люди воплотили в тебе на сей час; разойдутся они, разрушится их дух, и снова ты — равен каждому.
— От радости, от предчувствия великих красот, кои будут сотворены! Ибо — если даже в такой суетной и грязной жизни ничтожными
силами единиц уже создана столь велия красота, — что же будет содеяно на земле, когда весь духовно освобождённый мир начнёт выражать горение своей великой
души в псалмах и в музыке?
… И — по сём возвращаюсь туда, где люди освобождают
души ближних своих из плена тьмы и суеверий, собирают народ воедино, освещают пред ним тайное лицо его, помогают ему осознать
силу воли своей, указывают людям единый и верный путь ко всеобщему слиянию ради великого дела — всемирного богостроительства ради!
Неточные совпадения
Милон.
Душа благородная!.. Нет… не могу скрывать более моего сердечного чувства… Нет. Добродетель твоя извлекает
силою своею все таинство
души моей. Если мое сердце добродетельно, если стоит оно быть счастливо, от тебя зависит сделать его счастье. Я полагаю его в том, чтоб иметь женою любезную племянницу вашу. Взаимная наша склонность…
Он не был ни технолог, ни инженер; но он был твердой
души прохвост, а это тоже своего рода
сила, обладая которою можно покорить мир. Он ничего не знал ни о процессе образования рек, ни о законах, по которому они текут вниз, а не вверх, но был убежден, что стоит только указать: от сих мест до сих — и на протяжении отмеренного пространства наверное возникнет материк, а затем по-прежнему, и направо и налево, будет продолжать течь река.
Ибо закон, каков бы он ни был (даже такой, как, например:"всякий да яст"или"всяка
душа да трепещет"), все-таки имеет ограничивающую
силу, которая никогда честолюбцам не по
душе.
Получив письмо мужа, она знала уже в глубине
души, что всё останется по-старому, что она не в
силах будет пренебречь своим положением, бросить сына и соединиться с любовником.
Она благодарна была отцу за то, что он ничего не сказал ей о встрече с Вронским; но она видела по особенной нежности его после визита, во время обычной прогулки, что он был доволен ею. Она сама была довольна собою. Она никак не ожидала, чтоб у нее нашлась эта
сила задержать где-то в глубине
души все воспоминания прежнего чувства к Вронскому и не только казаться, но и быть к нему вполне равнодушною и спокойною.