Неточные совпадения
Однажды после ужина Павел опустил занавеску на окне,
сел в угол и стал читать, повесив на стенку над своей головой жестяную лампу. Мать убрала посуду и,
выйдя из кухни, осторожно подошла
к нему. Он поднял голову и вопросительно взглянул ей в лицо.
Вечером хохол ушел, она зажгла лампу и
села к столу вязать чулок. Но скоро встала, нерешительно прошлась по комнате,
вышла в кухню, заперла дверь на крюк и, усиленно двигая бровями, воротилась в комнату. Опустила занавески на окнах и, взяв книгу с полки, снова
села к столу, оглянулась, наклонилась над книгой, губы ее зашевелились. Когда с улицы доносился шум, она, вздрогнув, закрывала книгу ладонью, чутко прислушиваясь… И снова, то закрывая глаза, то открывая их, шептала...
А уже светало, ей было боязно и стыдно ждать, что кто-нибудь
выйдет на улицу, увидит ее, полунагую. Она сошла
к болоту и
села на землю под тесной группой молодых осин. И так сидела долго, объятая ночью, неподвижно глядя во тьму широко раскрытыми глазами, и боязливо пела, баюкая уснувшего ребенка и обиженное сердце свое…
Неточные совпадения
Не ветры веют буйные, // Не мать-земля колышется — // Шумит, поет, ругается, // Качается, валяется, // Дерется и целуется // У праздника народ! // Крестьянам показалося, // Как
вышли на пригорочек, // Что все
село шатается, // Что даже церковь старую // С высокой колокольнею // Шатнуло раз-другой! — // Тут трезвому, что голому, // Неловко… Наши странники // Прошлись еще по площади // И
к вечеру покинули // Бурливое
село…
«Нет, надо опомниться!» сказал он себе. Он поднял ружье и шляпу, подозвал
к ногам Ласку и
вышел из болота.
Выйдя на сухое, он
сел на кочку, разулся, вылил воду из сапога, потом подошел
к болоту, напился со ржавым вкусом воды, намочил разгоревшиеся стволы и обмыл себе лицо и руки. Освежившись, он двинулся опять
к тому месту, куда пересел бекас, с твердым намерением не горячиться.
К утру опять началось волнение, живость, быстрота мысли и речи, и опять кончилось беспамятством. На третий день было то же, и доктора сказали, что есть надежда. В этот день Алексей Александрович
вышел в кабинет, где сидел Вронский, и, заперев дверь,
сел против него.
«Впрочем, это дело кончено, нечего думать об этом», сказал себе Алексей Александрович. И, думая только о предстоящем отъезде и деле ревизии, он вошел в свой нумер и спросил у провожавшего швейцара, где его лакей; швейцар сказал, что лакей только что
вышел. Алексей Александрович велел себе подать чаю,
сел к столу и, взяв Фрума, стал соображать маршрут путешествия.
«Да, не надо думать, надо делать что-нибудь, ехать, главное уехать из этого дома», сказала она, с ужасом прислушиваясь
к страшному клокотанью, происходившему в ее сердце, и поспешно
вышла и
села в коляску.