Неточные совпадения
Он умер утром, в те минуты, когда гудок звал на работу. В гробу лежал с открытым ртом, но брови у него были сердито нахмурены. Хоронили его жена,
сын, собака, старый пьяница и вор Данила Весовщиков, прогнанный с фабрики, и несколько слободских нищих. Жена
плакала тихо и немного, Павел — не
плакал. Слобожане, встречая на улице гроб, останавливались и, крестясь, говорили друг другу...
— Не
плачь! — тихо попросил
сын. — Дай мне пить.
Голос его звучал тихо, но твердо, глаза блестели упрямо. Она сердцем поняла, что
сын ее обрек себя навсегда чему-то тайному и страшному. Все в жизни казалось ей неизбежным, она привыкла подчиняться не думая и теперь только
заплакала тихонько, не находя слов в сердце, сжатом горем и тоской.
Он ей нравился, и, повинуясь желанию
заплатить ему чем-нибудь за его слова о
сыне, она предложила...
— Над этим — не посмеешься! — медленно проговорил хохол. Мать ткнулась лицом в подушку и беззвучно
заплакала. Наутро Андрей показался матери ниже ростом и еще милее. А
сын, как всегда, худ, прям и молчалив. Раньше мать называла хохла Андрей Онисимович, а сегодня, не замечая, сказала ему...
Ей хотелось обнять его,
заплакать, но рядом стоял офицер и, прищурив глаза, смотрел на нее. Губы у него вздрагивали, усы шевелились — Власовой казалось, что этот человек ждет ее слез, жалоб и просьб. Собрав все силы, стараясь говорить меньше, она сжала руку
сына и, задерживая дыхание, медленно, тихо сказала...
Матери хотелось
плакать. Не желая, чтобы
сын видел ее слезы, она вдруг забормотала...
Она, чтобы защитить себя от его ударов, быстро взяла на руки двухлетнего
сына и, стоя на коленях, прикрылась его телом, как щитом. Он
плакал, бился у нее в руках, испуганный, голенький и теплый.
Она вскочила на ноги, бросилась в кухню, накинула на плечи кофту, закутала ребенка в шаль и молча, без криков и жалоб, босая, в одной рубашке и кофте сверх нее, пошла по улице. Был май, ночь была свежа, пыль улицы холодно приставала к ногам, набиваясь между пальцами. Ребенок
плакал, бился. Она раскрыла грудь, прижала
сына к телу и, гонимая страхом, шла по улице, шла, тихонько баюкая...
Мать молча кивала головой
сыну и всем. Хотелось
заплакать, но было совестно.
— Иннокентий Антипович — единственный человек, оставшийся мне верным, спасен от смерти тобой и моим сыном, — сказала Марья Петровна, несколько успокоившись. — Я благодарю за это Бога!
Сын заплатил долг своей матери… Но где он теперь? Где он?
Неточные совпадения
Сережа, и прежде робкий в отношении к отцу, теперь, после того как Алексей Александрович стал его звать молодым человеком и как ему зашла в голову загадка о том, друг или враг Вронский, чуждался отца. Он, как бы прося защиты, оглянулся на мать. С одною матерью ему было хорошо. Алексей Александрович между тем, заговорив с гувернанткой, держал
сына за плечо, и Сереже было так мучительно неловко, что Анна видела, что он собирается
плакать.
Да, он был рад, он был очень рад, что никого не было, что они были наедине с матерью. Как бы за все это ужасное время разом размягчилось его сердце. Он упал перед нею, он ноги ей целовал, и оба, обнявшись,
плакали. И она не удивлялась и не расспрашивала на этот раз. Она уже давно понимала, что с
сыном что-то ужасное происходит, а теперь приспела какая-то страшная для него минута.
Поддерживая друг друга, идут они отяжелевшею походкой; приблизятся к ограде, припадут и станут на колени, и долго и горько
плачут, и долго и внимательно смотрят на немой камень, под которым лежит их
сын; поменяются коротким словом, пыль смахнут с камня да ветку елки поправят, и снова молятся, и не могут покинуть это место, откуда им как будто ближе до их
сына, до воспоминаний о нем…
— Хлопоты у меня большие с мужиками в нынешнем году, — продолжал Николай Петрович, обращаясь к
сыну. — Не
платят оброка. [Оброк — более прогрессивная по сравнению с барщиной денежная форма эксплуатации крестьян. Крестьянин заранее «обрекался» дать помещику определенную сумму денег, и тот отпускал его из имения на заработки.] Что ты будешь делать?
У него был свой
сын, Андрей, почти одних лет с Обломовым, да еще отдали ему одного мальчика, который почти никогда не учился, а больше страдал золотухой, все детство проходил постоянно с завязанными глазами или ушами да
плакал все втихомолку о том, что живет не у бабушки, а в чужом доме, среди злодеев, что вот его и приласкать-то некому, и никто любимого пирожка не испечет ему.