Неточные совпадения
Человек в цилиндре орет что-то рыдающим голосом, офицер
смотрит на него и пожимает плечами, — он должен заместить вагоновожатых своими солдатами, но у него нет приказа бороться с забастовавшими.
Над нею,
на высоком пьедестале — фигура Колумба, мечтателя, который много пострадал за то, что верил, и — победил, потому что верил. Он и теперь
смотрит вниз
на людей, как бы говоря мраморными устами...
Приплясывая, идет черноволосая генуэзка, ведя за руку
человека лет семи от роду, в деревянных башмаках и серой шляпе до плеч. Он встряхивает головенкой, чтобы сбросить шляпу
на затылок, а она всё падает ему
на лицо, женщина срывает ее с маленькой головы и, высоко взмахнув ею, что-то поет и смеется, мальчуган
смотрит на нее, закинув голову, — весь улыбка, потом подпрыгивает, желая достать шляпу, и оба они исчезают.
Надо видеть черный зев, прорезанный нами, маленьких
людей, входящих в него утром,
на восходе солнца, а солнце
смотрит печально вслед уходящим в недра земли, — надо видеть машины, угрюмое лицо горы, слышать темный гул глубоко в ней и эхо взрывов, точно хохот безумного.
Шуршат и плещут волны. Синие струйки дыма плавают над головами
людей, как нимбы. Юноша встал
на ноги и тихо поет, держа сигару в углу рта. Он прислонился плечом к серому боку камня, скрестил руки
на груди и
смотрит в даль моря большими главами мечтателя.
— И была свадьба — э! Удивительный день! Вся коммуна
смотрела на нас, и все пришли в наш хлев, который вдруг стал богатым домом… У нас было всё: вино, и фрукты, и мясо, и хлеб, и все ели, и всем было весело… Потому что, синьоры, нет лучше веселья, как творить добро
людям, поверьте мне, ничего нет красивее и веселее, чем это!
— Были леса по дороге, да, это — было! Встречались вепри, медведи, рыси и страшные быки, с головой, опущенной к земле, и дважды
смотрели на меня барсы, глазами, как твои. Но ведь каждый зверь имеет сердце, я говорила с ними, как с тобой, они верили, что я — Мать, и уходили, вздыхая, — им было жалко меня! Разве ты не знаешь, что звери тоже любят детей и умеют бороться за жизнь и свободу их не хуже, чем
люди?
Это я, Тимур, сказал Баязету, победив его: «О Баязет, как видно — пред богом ничто государства и
люди,
смотри — он отдает их во власть таких
людей, каковы мы: ты — кривой, я — хром!» Так сказал я ему, когда его привели ко мне в цепях и он не мог стоять под тяжестью их, так сказал я, глядя
на него в несчастии, и почувствовал жизнь горькою, как полынь, трава развалин!
Мать урода молчала, прислушиваясь к словам
людей, волосы ее быстро седели, морщины являлись
на лице, она давно уже разучилась смеяться.
Люди знали, что ночами она неподвижно стоит у двери,
смотрит в небо и точно ждет кого-то; они говорили друг другу...
Не ожидая помощи, изнуренные трудами и голодом, с каждым днем теряя надежды,
люди в страхе
смотрели на эту луну, острые зубья гор, черные пасти ущелий и
на шумный лагерь врагов — всё напоминало им о смерти, и ни одна звезда не блестела утешительно ля них.
Гражданка и мать, она думала о сыне и родине: во главе
людей, разрушавших город, стоял ее сын, веселый и безжалостный красавец; еще недавно она
смотрела на него с гордостью, как
на драгоценный свой подарок родине, как
на добрую силу, рожденную ею в помощь
людям города — гнезда, где она родилась сама, родила и выкормила его.
— Всё верно, дорогой синьор!
Люди таковы, какими вы хотите видеть их,
смотрите на них добрыми глазами, и вам будет хорошо, им — тоже, от этого они станут еще лучше, вы — тоже! Это — просто!
Мы — простые
люди и
смотрим на жизнь просто.
— Однажды я стоял
на небольшом холме, у рощи олив, охраняя деревья, потому что крестьяне портили их, а под холмом работали двое — старик и юноша, рыли какую-то канаву. Жарко, солнце печет, как огнем, хочется быть рыбой, скучно, и, помню, я
смотрел на этих
людей очень сердито. В полдень они, бросив работу, достали хлеб, сыр, кувшин вина, — чёрт бы вас побрал, думаю я. Вдруг старик, ни разу не взглянувший
на меня до этой поры, что-то сказал юноше, тот отрицательно тряхнул головою, а старик крикнул...
Ему минуло восемь лет, и сестра заметила, что каждый раз во время прогулок, когда они проходили или проезжали мимо строящихся домов,
на лице мальчика является выражение удивления, он долго, пристально
смотрит, как
люди работают, а потом вопросительно обращает свои немые глаза
на нее.
— Нет ни мудрых волшебников, ни добрых фей, есть только
люди, одни — злые, другие — глупые, а всё, что говорят о добре, — это сказка! Но я хочу, чтобы сказка была действительностью. Помнишь, ты сказала: «В богатом доме всё должно быть красиво или умно»? В богатом городе тоже должно быть всё красиво. Я покупаю землю за городом и буду строить там дом для себя и уродов, подобных мне, я выведу их из этого города, где им слишком тяжело жить, а таким, как ты, неприятно
смотреть на них…
За бортом, разрывая спокойную гладь моря, кувыркались дельфины, —
человек с бакенбардами внимательно
посмотрел на них и сказал...
На палубе уже много смуглых
людей в легких костюмах, они шумно беседуют, русские дамы
смотрят на них пренебрежительно, точно королевы
на подданных.
Еще мальчишкой Туба, работая
на винограднике, брошенном уступами по склону горы, укрепленном стенками серого камня, среди лапчатых фиг и олив, с их выкованными листьями, в темной зелени апельсинов и запутанных ветвях гранат,
на ярком солнце,
на горячей земле, в запахе цветов, — еще тогда он
смотрел, раздувая ноздри, в синее око моря взглядом
человека, под ногами которого земля не тверда — качается, тает и плывет, —
смотрел, вдыхая соленый воздух, и пьянел, становясь рассеянным, ленивым, непослушным, как всегда бывает с тем, кого море очаровало и зовет, с тем, кто влюбился душою в море…
Так и заснул навсегда для земли
человек, плененный морем; он и женщин любил, точно сквозь сон, недолго и молча, умея говорить с ними лишь о том, что знал, — о рыбе и кораллах, об игре волн, капризах ветра и больших кораблях, которые уходят в неведомые моря; был он кроток
на земле, ходил по ней осторожно, недоверчиво и молчал с
людьми, как рыба, поглядывая во все глаза зорким взглядом
человека, привыкшего
смотреть в изменчивые глубины и не верить им, а в море он становился тихо весел, внимателен к товарищам и ловок, точно дельфин.
Старику стало тяжело среди этих
людей, они слишком внимательно
смотрели за кусками хлеба, которые он совал кривою, темной лапой в свой беззубый рот; вскоре он понял, что лишний среди них; потемнела у него душа, сердце сжалось печалью, еще глубже легли морщины
на коже, высушенной солнцем, и заныли кости незнакомою болью; целые дни, с утра до вечера, он сидел
на камнях у двери хижины, старыми глазами глядя
на светлое море, где растаяла его жизнь,
на это синее, в блеске солнца, море, прекрасное, как сон.
Далеко оно было от него, и трудно старику достичь берега, но он решился, и однажды, тихим вечером, пополз с горы, как раздавленная ящерица по острым камням, и когда достиг волн — они встретили его знакомым говором, более ласковым, чем голоса
людей, звонким плеском о мертвые камни земли; тогда — как после догадывались
люди — встал
на колени старик,
посмотрел в небо и в даль, помолился немного и молча за всех
людей, одинаково чужих ему, снял с костей своих лохмотья, положил
на камни эту старую шкуру свою — и все-таки чужую, — вошел в воду, встряхивая седой головой, лег
на спину и, глядя в небо, — поплыл в даль, где темно-синяя завеса небес касается краем своим черного бархата морских волн, а звезды так близки морю, что, кажется, их можно достать рукой.
Идет время, всё ускоряя свой торопливый, мелкий шаг, золотыми пылинками в красном луче солнца мелькают во времени
люди. Нунча всё чаще сдвигает густые брови, а порою, закусив губу,
смотрит на дочь, как игрок
на другого, стараясь догадаться, каковы его карты…
— Такие
люди есть, — повторил колченогий тихонько, и все трое сочувственно взглянули
на него; один бритый молча протянул ему бутылку вина, старик взял ее,
посмотрел на свет и сказал, перед тем как выпить...
Траурная музыка гулко бьет в окна домов, вздрагивают стекла,
люди негромко говорят о чем-то, но все звуки стираются глухим шарканьем тысяч ног о камни мостовой, — тверды камни под ногами, а земля кажется непрочной, тесно
на ней, густо пахнет
человеком, и невольно
смотришь вверх, где в туманном небе неярко блестят звезды.