Неточные совпадения
Илья охватил у колена огромную ногу кузнеца и крепко прижался к ней
грудью. Должно быть, Савёл ощутил трепет маленького сердца, задыхавшегося от его ласки: он положил на
голову Ильи тяжёлую руку, помолчал немножко и густо молвил...
Дробно стучал дождь. Огонь в лампе вздрагивал, а чайники и бутылки молча ухмылялись. Илья закрылся с
головой дядиным полушубком и лежал, затаив дыхание. Но вот около него что-то завозилось. Он весь похолодел, высунул
голову и увидал, что Терентий стоит на коленях, наклонив
голову, так что подбородок его упирался в
грудь, и шепчет...
— Положи, говорю, нож! — тише сказал хозяин. Илья положил нож на прилавок, громко всхлипнул и снова сел на пол.
Голова у него кружилась, болела, ухо саднило, он задыхался от тяжести в
груди. Она затрудняла биение сердца, медленно поднималась к горлу и мешала говорить. Голос хозяина донёсся до него откуда-то издали...
И вот Илья начал торговать. С утра до вечера он ходил по улицам города с ящиком на
груди и, подняв нос кверху, с достоинством поглядывал на людей. Нахлобучив картуз глубоко на
голову, он выгибал кадык и кричал молодым, ломким голосом...
Однажды в праздник Лунёв пришёл домой бледный, со стиснутыми зубами и, не раздеваясь, свалился на постель. В
груди у него холодным комом лежала злоба, тупая боль в шее не позволяла двигать
головой, и казалось, что всё его тело ноет от нанесённой обиды.
Он махнул рукой, отвернулся от товарища и замер неподвижно, крепко упираясь руками в сиденье стула и опустив
голову на
грудь. Илья отошёл от него, сел на кровать в такой же позе, как Яков, и молчал, не зная, что сказать в утешение другу.
Через несколько дней после этого Илья встретил Пашку Грачёва. Был вечер; в воздухе лениво кружились мелкие снежинки, сверкая в огнях фонарей. Несмотря на холод, Павел был одет только в бумазейную рубаху, без пояса. Шёл он медленно, опустив
голову на
грудь, засунув руки в карманы, согнувши спину, точно искал чего-то на своей дороге. Когда Илья поравнялся с ним и окликнул его, он поднял
голову, взглянул в лицо Ильи и равнодушно молвил...
Однажды, придя домой после торговли, Илья вошёл в подвал к сапожнику и с удивлением увидал, что за столом, перед бутылкой водки, сидит Перфишка, счастливо улыбаясь, а против него — Яков. Навалившись на стол
грудью, Яков качал
головой и нетвёрдо говорил...
Тогда, надев шапку, он положил деньги в карман, сунул руки в рукава пальто, сжался, наклонил
голову и медленно пошёл вдоль по улице, неся в
груди оледеневшее сердце, чувствуя, что в
голове его катаются какие-то тяжёлые шары и стучат в виски ему…
Илья взмахнул рукой, и крепкий кулак его ударил по виску старика. Меняла отлетел к стене, стукнулся об неё
головой, но тотчас же бросился
грудью на конторку и, схватившись за неё руками, вытянул тонкую шею к Илье. Лунёв видел, как на маленьком, тёмном лице сверкали глаза, шевелились губы, слышал громкий, хриплый шёпот...
Затем, перегнувшись через прилавок, взглянул на старика: тот съёжился в узкой щели между прилавком и стеной,
голова его свесилась на
грудь, был виден только жёлтый затылок.
Терентий быстро вскочил на ноги и встал среди комнаты, встряхнув горбом. Он тупо смотрел на племянника, сидевшего на кровати, упираясь в неё руками, на его приподнятые плечи и
голову, низко опущенную на
грудь.
Илья понял, что она испугалась его слов, но не верит в их правду. Он встал, подошёл к ней и сел рядом, растерянно улыбаясь. А она вдруг охватила его
голову, прижала к своей
груди и, целуя волосы, заговорила густым, грубым шёпотом...
Она же оторвала
голову его от
груди своей и говорила, целуя мокрые глаза его, и щёки, и губы...
Горбун испугался гнева Ильи. Он с минуту молчал, сидя на стуле, и, тихонько почёсывая горб, глядел на племянника со страхом. Илья, плотно сжав губы, широко раскрытыми глазами смотрел в потолок. Терентий тщательно ощупал взглядом его кудрявую
голову, красивое, серьёзное лицо с маленькими усиками и крутым подбородком, поглядел на его широкую
грудь, измерил всё крепкое и стройное тело и тихо заговорил...
Это был человек толстый, коротенький, с огромной лысой
головой и чёрной бородою во всю
грудь.
Она оперлась на спинку стула, свесив тонкие руки, и, склонив
голову набок, учащённо дышала своей плоской
грудью.
— Ну, вот я освободился на часок! — радостно объявил Яков, входя и запирая дверь на крючок. — Чаю хочешь? Хорошо… Ива-ан, — чаю! — Он крикнул, закашлялся и кашлял долго, упираясь рукой в стену, наклонив
голову и так выгибая спину, точно хотел извергнуть из
груди своей что-то.
Другой, в заплатанной поддёвке и картузе, нахлобученном на глаза, стоял, опустив
голову на
грудь, сунувши одну руку за пазуху, а другую в карман.
— Н…не хочу я, чтобы говорили об этом! — раздался дрожащий, обиженный крик Веры, и она завыла, хватая руками
грудь свою, сорвав с
головы платок.
Илья захохотал. Ему стало ещё легче и спокойнее, когда он сказал про убийство. Он стоял, не чувствуя под собою пола, как на воздухе, и ему казалось, что он тихо поднимается всё выше. Плотный, крепкий, он выгнул
грудь вперёд и высоко вскинул
голову. Курчавые волосы осыпали его большой бледный лоб и виски, глаза смотрели насмешливо и зло…
— Эх вы, ловите! — крикнул он во всю
грудь и, наклонив
голову вперёд, бросился ещё быстрее… Холодная, серая каменная стена встала пред ним. Удар, похожий на всплеск речной волны, раздался во тьме ночи, он прозвучал тупо, коротко и замер…
Неточные совпадения
Без шапки, в разодранном вицмундире, с опущенной долу
головой и бия себя в перси, [Пе́рси (церковно-славянск.) —
грудь.] шел Грустилов впереди процессии, состоявшей, впрочем, лишь из чинов полицейской и пожарной команды.
И Дунька и Матренка бесчинствовали несказанно. Выходили на улицу и кулаками сшибали проходящим
головы, ходили в одиночку на кабаки и разбивали их, ловили молодых парней и прятали их в подполья, ели младенцев, а у женщин вырезали
груди и тоже ели. Распустивши волоса по ветру, в одном утреннем неглиже, они бегали по городским улицам, словно исступленные, плевались, кусались и произносили неподобные слова.
Вдруг смех заставил его поднять
голову. Это Кити засмеялась. Ребенок взялся за
грудь.
Она села к письменному столу, но, вместо того чтобы писать, сложив руки на стол, положила на них
голову и заплакала, всхлипывая и колеблясь всей
грудью, как плачут дети.
На платформе раздалось Боже Царя храни, потом крики: ура! и живио! Один из добровольцев, высокий, очень молодой человек с ввалившеюся
грудью, особенно заметно кланялся, махая над
головой войлочною шляпой и букетом. За ним высовывались, кланяясь тоже, два офицера и пожилой человек с большой бородой в засаленной фуражке.