— Как же, брошу, дожидайся! — смеясь, сказал Илья. Но Грачёв
стоял на своём. Он, зорко посматривая в лицо товарища, настойчиво убеждал его...
Неточные совпадения
Илья вытер лицо рукавом рубахи и посмотрел
на всех. Петруха уже
стоял за буфетом, встряхивая кудрями. Пред ним
стоял Перфишка и лукаво ухмылялся. Но лицо у него, несмотря
на улыбку, было такое, как будто он только что проиграл в орлянку последний
свой пятак.
И стало тихо. Хозяин ушёл в
свою комнату, оттуда донеслось громкое щёлканье косточек
на счётах. Илья, держась за голову руками, сидел
на полу и с ненавистью смотрел
на приказчика, а он
стоял в другом углу лавки и тоже смотрел
на мальчика нехорошими глазами.
У лавки менялы собралась большая толпа, в ней сновали полицейские, озабоченно покрикивая, тут же был и тот, бородатый, с которым разговаривал Илья. Он
стоял у двери, не пуская людей в лавку, смотрел
на всех испуганными глазами и всё гладил рукой
свою левую щёку, теперь ещё более красную, чем правая. Илья встал
на виду у него и прислушивался к говору толпы. Рядом с ним
стоял высокий чернобородый купец со строгим лицом и, нахмурив брови, слушал оживлённый рассказ седенького старичка в лисьей шубе.
—
Стой! Молчи! — сказал Илья. Он поднялся с дивана
на ноги и — снова сел, чувствуя, что женщина словно ушибла его
своим упреком.
— раздавалось за стеной. Потом околоточный густо захохотал, а певица выбежала в кухню, тоже звонко смеясь. Но в кухне она сразу замолчала. Илья чувствовал присутствие хозяйки где-то близко к нему, но не хотел обернуться посмотреть
на неё, хотя знал, что дверь в его комнату отворена. Он прислушивался к
своим думам и
стоял неподвижно, ощущая, как одиночество охватывает его. Деревья за окном всё покачивались, а Лунёву казалось, что он оторвался от земли и плывёт куда-то в холодном сумраке…
Под этой ступенькой подписано: «Домашний труд»;
на следующей — человек нянчит
своего внука; ниже — его «водят», ибо ему уже восемьдесят лет, а
на последней ступеньке — девяноста пяти лет от роду — он сидит в кресле, поставив ноги в гроб, и за креслом его
стоит смерть с косой в руках…
У него в голове шумело, точно там ручьи текли. Неподвижно, сцепивши крепко пальцы рук, он
стоял за прилавком и смотрел
на неё так, точно в ней одной видел всё зло, всю тяжесть
своей жизни.
Он стоял подле письменного стола и, указывая на какие-то конверты, бумаги и кучки денег, горячился и с жаром толковал что-то приказчику Якову Михайлову, который,
стоя на своем обычном месте, между дверью и барометром, заложив руки за спину, очень быстро и в разных направлениях шевелил пальцами.
Еще недавно вещи, привычные глазу,
стояли на своих местах, не возбуждая интереса к ним, но теперь они чем-то притягивали к себе, тогда как другие, интересные и любимые, теряли свое обаяние.
Неточные совпадения
Мужик что бык: втемяшится // В башку какая блажь — // Колом ее оттудова // Не выбьешь: упираются, // Всяк
на своем стоит!
Гремит
на Волге музыка. // Поют и пляшут девицы — // Ну, словом, пир горой! // К девицам присоседиться // Хотел старик, встал
на ноги // И чуть не полетел! // Сын поддержал родителя. // Старик
стоял: притопывал, // Присвистывал, прищелкивал, // А глаз
свое выделывал — // Вертелся колесом!
Он не был ни технолог, ни инженер; но он был твердой души прохвост, а это тоже
своего рода сила, обладая которою можно покорить мир. Он ничего не знал ни о процессе образования рек, ни о законах, по которому они текут вниз, а не вверх, но был убежден, что
стоит только указать: от сих мест до сих — и
на протяжении отмеренного пространства наверное возникнет материк, а затем по-прежнему, и направо и налево, будет продолжать течь река.
Если бы Грустилов
стоял действительно
на высоте
своего положения, он понял бы, что предместники его, возведшие тунеядство в административный принцип, заблуждались очень горько и что тунеядство, как животворное начало, только тогда может считать себя достигающим полезных целей, когда оно концентрируется в известных пределах.
Свияжский переносил
свою неудачу весело. Это даже не была неудача для него, как он и сам сказал, с бокалом обращаясь к Неведовскому: лучше нельзя было найти представителя того нового направления, которому должно последовать дворянство. И потому всё честное, как он сказал,
стояло на стороне нынешнего успеха и торжествовало его.