Неточные совпадения
Фоме понравилось то, что
отец его может так скоро переменять людей на пароходе. Он улыбнулся
отцу и, сойдя вниз на палубу, подошел к одному матросу, который,
сидя на полу, раскручивал кусок каната, делая швабру.
Фома взглянул из-за плеча
отца и увидал: в переднем углу комнаты, облокотясь на стол,
сидела маленькая женщина с пышными белокурыми волосами; на бледном лице ее резко выделялись темные глаза, тонкие брови и пухлые, красные губы. Сзади кресла стоял большой филодендрон — крупные, узорчатые листья висели в воздухе над ее золотистой головкой.
Фома молча поклонился ей, не слушая ни ее ответа Маякину, ни того, что говорил ему
отец. Барыня пристально смотрела на него, улыбаясь приветливо. Ее детская фигура, окутанная в какую-то темную ткань, почти сливалась с малиновой материей кресла, отчего волнистые золотые волосы и бледное лицо точно светились на темном фоне.
Сидя там, в углу, под зелеными листьями, она была похожа и на цветок и на икону.
Там под старой, развесистой яблоней, в большом дубовом кресле
сидел отец.
— Да разве я тебя спрашиваю? — искривив лицо, сказал ей
отец. — Ты себе
сиди, помалкивай у своего бабьего дела…
Любовь,
сидя у окна, штопала носки
отца, и голова ее была низко опущена к работе.
Одна за другой в голове девушки рождались унылые думы, смущали и мучили ее. Охваченная нервным настроением, близкая к отчаянию и едва сдерживая слезы, она все-таки, хотя и полусознательно, но точно исполнила все указания
отца: убрала стол старинным серебром, надела шелковое платье цвета стали и,
сидя перед зеркалом, стала вдевать в уши огромные изумруды — фамильную драгоценность князей Грузинских, оставшуюся у Маякина в закладе вместе со множеством других редких вещей.
А пред ним
сидел солидный человек, строго одетый, очень похожий лицом на
отца и отличавшийся от него только сигарой.
Тогда крики умолкли, и Лонгрен пошел домой. Ассоль, проснувшись, увидела, что
отец сидит пред угасающей лампой в глубокой задумчивости. Услышав голос девочки, звавшей его, он подошел к ней, крепко поцеловал и прикрыл сбившимся одеялом.
Бывало и то, что
отец сидит в послеобеденный час под деревом в саду и курит трубку, а мать вяжет какую-нибудь фуфайку или вышивает по канве; вдруг с улицы раздается шум, крики, и целая толпа людей врывается в дом.
Ноги не умещались под стулом, а хватали на середину комнаты, путались между собой и мешали ходить. Им велено быть скромными, говорить тихо, а из утробы четырнадцатилетнего птенца, вместо шепота, раздавался громовой бас; велел
отец сидеть чинно, держать ручки на брюшке, а на этих, еще тоненьких, «ручках» уж отросли громадные, угловатые кулаки.
В течение целого дня они почти никогда не видались;
отец сидел безвыходно в своем кабинете и перечитывал старые газеты; мать в своей спальне писала деловые письма, считала деньги, совещалась с должностными людьми и т. д.
— Там идет скверно, — бухнул прямо Егор Егорыч, — наш общий любимец Пьер заболел и лежит опять в горячке; мать ускакала к нему,
отец сидит, как пришибленный баран, и сколь я ни люблю Пьера, но сильно подозреваю, что он пьянствовать там начал!
Неточные совпадения
Унтер-офицерша. По ошибке,
отец мой! Бабы-то наши задрались на рынке, а полиция не подоспела, да и схвати меня. Да так отрапортовали: два дни
сидеть не могла.
Она, в том темно-лиловом платье, которое она носила первые дни замужества и нынче опять надела и которое было особенно памятно и дорого ему,
сидела на диване, на том самом кожаном старинном диване, который стоял всегда в кабинете у деда и
отца Левина, и шила broderie anglaise. [английскую вышивку.]
Княгиня
сидела в кресле молча и улыбалась; князь сел подле нее. Кити стояла у кресла
отца, всё не выпуская его руку. Все молчали.
Когда Анна вошла в комнату, Долли
сидела в маленькой гостиной с белоголовым пухлым мальчиком, уж теперь похожим на
отца, и слушала его урок из французского чтения. Мальчик читал, вертя в руке и стараясь оторвать чуть державшуюся пуговицу курточки. Мать несколько раз отнимала руку, но пухлая ручонка опять бралась за пуговицу. Мать оторвала пуговицу и положила ее в карман.
Итак, она звалась Татьяной. // Ни красотой сестры своей, // Ни свежестью ее румяной // Не привлекла б она очей. // Дика, печальна, молчалива, // Как лань лесная, боязлива, // Она в семье своей родной // Казалась девочкой чужой. // Она ласкаться не умела // К
отцу, ни к матери своей; // Дитя сама, в толпе детей // Играть и прыгать не хотела // И часто целый день одна //
Сидела молча у окна.