— Нет, батюшка Никита Федорыч, мы много благодарны вашей милости за твою ласку ко мне… да только извольте рассудить, если б, примерно,
было такое дело на другой мельнице, в Ломтевке или на Емельяновке, так я бы слова не сказал, не пришел бы тревожить из-за эвтого… там, изволите ли видеть, батюшка, место-то приточное, по большей части народ-то бывает вольный, богатый, до вина-то охочий; а вот здесь, у нас, так не то: мужики бедные, плохонькие… винца-то купить не на что… а мне-то и не приходится, батюшка Никита Федорыч…
Неточные совпадения
— Ладно, толкуй, — отвечал, смягчаясь, Антон, — ну, да что тут, я только
так к слову молвил; если и водятся деньжонки,
так известно, кому до того
дело… Варвара! чего нахохлилась? Собери обед, смерть
есть хоцца, да, чай, и ребята проголодались.
— А вот нам, коли молвить правду, не больно тошно, что брата нету: кабы да при теперешнем житье,
так с ним не наплакаться стать; что греха таить, пути в нем не
было, мужик
был плошный, неработящий, хмельным
делом почал
было напоследях-то заниматься; вестимо, какого уж тут ждать добра, что уж это за человек, коли да у родного брата захребетником жил, — вот разве бабу его
так жаль: славная
была баба, смирная, работящая… ну да, видно, во всем бог… на то его
есть воля… ох-хо-хо…
— А вот потолкуй-ка еще у меня, потолкуй, — перебил управляющий, делая движение вперед, — я тебя погублю! Завтра же веди лошадь в город на ярманку, теперь пора зимняя, лошади не надо, — произнес он лукаво, — да смотри, не
будет у меня через два
дня подушных в конторе,
так я не погляжу, что ты женат, — лоб забрею; я и
так миловал тебя, мерзавца!..
Видно
было по всему, что он уже совсем упал духом;
день пропал задаром: лошадь не продана, сам он измучился, измаялся, проголодался; вдобавок каждый раз, как являлся новый покупщик и
дело, по-видимому, уже ладилось, им овладевало неизъяснимо тягостное чувство: ему становилось все жальче и жальче лошаденку,
так жаль, что в эту минуту он готов
был вернуться в Троскино и перенести все от Никиты Федорыча, чтобы только не разлучаться с нею; но теперь почему-то заболело еще пуще по ней сердце; предчувствие ли лиха какого или что другое, только слезы
так вот и прошибали ресницы, и многих усилий стоило бедному Антону, чтобы не зарыдать вслух.
— Ну хорошо, — продолжал ярославец, — как начала она его так-то подзадоривать, а парень, знамо, глупый,
дело молодое, и польстись на
такое ее слово; она же, вишь, сам он опосля рассказывал, штоф вина ему принесла для куража, а может статься, и другое что в штофе-то
было, кто их знает!
Так вот, братцы, како
дело вышло, а парень, говорю, что ни на
есть смирнеющий, хороший парень, ловкий
такой…
Что ни
день, бывало, платки у нее да шелки, прикрасы всякие, то
есть цвету
такого нет в поле, какие наряды носила, вот как!
Дело и спознали… тут, как уж потом ни бился старик отец, ничего не сделал; денег-то, знамо, уж не
было у него в ту пору, все растуторил, роздал, кому следует…
так и осталось…
— Да вот как… Старый барин наш помер, тому лет пять
будет; Никита и остался у нас управляющим. По настоящему
делу ему не след
было бы, да
так уж старый барин пожелал… он, вишь, выдал за него при живности своей свою любовницу; ее-то он жаловал, она и упросила…
И добро бы, братцы, человек какой
был, сам господин али какого дворянского роду, что ли; все бы, кажись, не
так обидно терпеть, а то ведь сам
такой же сермяжник, ходит только в барском кафтане да бороду бреет… а господа души, вишь, в нем не чают, они нашего мужицкого
дела не разумеют, все сполняют, что ему только поволится…
— Он, нужно сказать, — продолжал фабричный, — изо всего нашего Троскина один только грамоте-то и знал… уж это всегда, коли грамоту написать али псалтырь почитать над покойником, его, бывало, и зовут… ну, его и засадили; пиши, говорят, да пиши; подложили бумагу, он и написал, спроворили
дело… Ну хорошо, послали в Питер, никто и не пронюхал; зароком
было бабам не сказывать, и дело-то, думали, споро, ан вышло не
так…
Есть люди, которые с детства готовятся для какого-нибудь назначения, работают денно и нощно, истощают все силы и средства свои и все-таки не достигают того, чтобы обнаружить свои труды и мысли на
деле, тогда как он…
— А что попритчилось, — примолвил Дорофей, — запил! Вот те и все тут; экой, право, черт… должно
быть, деньги-то все кончил… Поди ж ты, Федюха, а, кажись, прежде за ним
такого дела не важивалось; управляющего, слышь, захотелось ему ночью… знать, уж больно он его донимает… ну, да пойдем, Федюха: я индо весь промок… так-то стыть-погода пошла…
Очутившись на
дне, Антон поднял глаза кверху; окраины пропасти вырезывались
так высоко на небе, что едва можно
было различить их очертание.
— Да, братцы, не думали не гадали про него, — начал опять другой. — Дались мы диву: чтой-то у нас за воры повелись: того обобрали да другого; вот намедни у Стегнея все полотно вытащили… а это, знать, всё они чудили… Антон-от, видно, и подсоблял им
такие дела править… Знамо, окромя своего некому проведать, у кого что
есть…
— Эки мошенники! — произнес он, отряхиваясь и продолжая путь. — Ведь вот говорил же я, что вся семья
такая… Недаром не жалел я их, разбойников… Ну, слава богу, насилу-то, наконец, отделался!.. Эк, подумаешь, право, заварили
дело какое… с одним судом неделю целую, почитай, провозились… Ну, да ладно… Теперь по крайней мере и в помине их не
будет!..
— Если бы была задана психологическая задача: как сделать так, чтобы люди нашего времени, христиане, гуманные, просто добрые люди, совершали самые ужасные злодейства, не чувствуя себя виноватыми, то возможно только одно решение: надо, чтобы было то самое, что есть, надо, чтобы эти люди были губернаторами, смотрителями, офицерами, полицейскими, т. е. чтобы, во-первых, были уверены, что
есть такое дело, называемое государственной службой, при котором можно обращаться с людьми, как с вещами, без человеческого, братского отношения к ним, а во-вторых, чтобы люди этой самой государственной службой были связаны так, чтобы ответственность за последствия их поступков с людьми не падала ни на кого отдельно.
Неточные совпадения
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на другом каком языке… это уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда кто заболел, которого
дня и числа… Нехорошо, что у вас больные
такой крепкий табак курят, что всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и лучше, если б их
было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет
дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да
есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он
такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Хлестаков. Ты растолкуй ему сурьезно, что мне нужно
есть. Деньги сами собою… Он думает, что, как ему, мужику, ничего, если не
поесть день,
так и другим тоже. Вот новости!
Аммос Федорович. А я на этот счет покоен. В самом
деле, кто зайдет в уездный суд? А если и заглянет в какую-нибудь бумагу,
так он жизни не
будет рад. Я вот уж пятнадцать лет сижу на судейском стуле, а как загляну в докладную записку — а! только рукой махну. Сам Соломон не разрешит, что в ней правда и что неправда.
Лука Лукич. Что ж мне, право, с ним делать? Я уж несколько раз ему говорил. Вот еще на
днях, когда зашел
было в класс наш предводитель, он скроил
такую рожу, какой я никогда еще не видывал. Он-то ее сделал от доброго сердца, а мне выговор: зачем вольнодумные мысли внушаются юношеству.