Неточные совпадения
Но этим еще не довольствуется Аким: он ведет хозяина по всем закоулкам мельницы, указывает ему, где что плохо, не пропускает ни
одной щели и все это обещает исправить в наилучшем виде. Обнадеженный и вполне довольный, мельник отправляется. Проходят две недели; возвращается хозяин. Подъезжая к дому, он не
узнает его и глазам не верит: на макушке кровли красуется резной деревянный конь; над воротами торчит шест, а на шесте приделана скворечница; под окнами пестреет вычурная резьба…
Не
знаю, прискучило ли наконец дяде Акиму слушать каждый день
одно и то же, или уж так духом упал он, что ли, но только мало-помалу стали замечать в нем меньше усердия.
Не
знаю, может статься, Акиму показалось наконец обидным невнимание Глеба, или попросту прискучило долго жить на
одном месте, или же, наконец, так уж совсем упал духом, но только к концу этого срока стал он обнаруживать еще меньше усердия.
Вот, примером сказать,
знал я
одного: так же, как мы с тобою, рыбак был, — Ковычкой звали.
Наконец бог
знает что сталось с Глебом Савиновым: стих такой нашел на него или другое что, но в
одно утро, не сказав никому ни слова, купил вдруг плот, нанял плотников и в три дня поставил новую избу.
«Женится — слюбится (продолжал раздумывать старый рыбак). Давно бы и дело сладили, кабы не стройка, не новая изба… Надо, видно, дело теперь порешить. На Святой же возьму его да схожу к Кондратию: просватаем, а там и делу конец! Авось будет тогда повеселее. Через эвто, думаю я, более и скучает он, что
один, без жены, живет: таких парней видал я не раз! Сохнут да сохнут, а женил, так и беда прошла. А все вот так-то задумываться не с чего… Шут его
знает! Худеет, да и полно!.. Ума не приложу…»
Одним словом, Нефед с первого взгляда давал
знать, что принадлежит к тем общипанцам, которых в простонародье величают обыкновенно «голудвою кабацкой».
— Какое! Восьмеро ребят, мал мала меньше, — отвечал
один из пильщиков, — да такой уж человек бесшабашный. Как это попадут деньги — беда! Вот хоть бы теперь: всю дорогу пьянствовал. Не
знаю, как это, с чем и домой придет.
— Нет, любезный, не говори этого. Пустой речи недолог век. Об том, что вот он говорил, и деды и прадеды наши
знали; уж коли да весь народ веру дал, стало, есть в том какая ни на есть правда.
Один человек солжет, пожалуй: всяк человек — ложь, говорится, да только в одиночку; мир правду любит…
— Ну, вот поди ж ты! А все дохнет, братец ты мой! — подхватил пильщик. — Не
знаем, как дальше будет, а от самого Серпухова до Комарева, сами видели, так скотина и валится. А в
одной деревне так до последней шерстинки все передохло, ни
одного копыта не осталось. Как бишь звать-то эту деревню? Как бишь ее, — заключил он, обращаясь к длинному шерстобиту, — ну, вот еще где набор-то собирали… как…
— Полно, говорю! Тут хлюпаньем ничего не возьмешь! Плакалась баба на торг, а торг про то и не ведает; да и ведать нет нужды! Словно и взаправду горе какое приключилось. Не навек расстаемся, господь милостив: доживем, назад вернется — как есть, настоящим человеком вернется; сами потом не нарадуемся… Ну, о чем плакать-то? Попривыкли!
Знают и без тебя, попривыкли: не ты
одна… Слава те господи! Наслал еще его к нам в дом… Жаль, жаль, а все не как своего!
Никто, кроме жены Петра, не
знал о намерениях двух братьев; всеобщее внимание занято было, следовательно,
одним только Гришкой.
— То-то подгулял! Завалился спать — забыл встать! Я эвтаго не люблю, — подхватил старик, между тем как работник запрятывал под мышку гармонию, — я до эвтих до гулянок не больно охоч… Там как
знаешь — дело твое, а только, по уговору по нашему, я за день за этот с тебя вычту — сколько, примерно, принадлежит получить за
один день, столько и вычту… У меня, коли жить хочешь, вести себя крепко, дело делай — вот что! Чтоб я, примерно, эвтаго баловства и не видел больше.
Говорил — стой на
одном: «
Знать, мол, не
знаю, ведать не ведаю!..»
— За что тогда осерчала на меня? — сказал он при случае Дуне. — Маленечко так… посмеялся… пошутил… а тебе и невесть что, примерно, показалось! Эх, Авдотья Кондратьевна! Ошиблась ты во мне! Не тот, примерно, Захар человек есть: добрая душа моя! Я не токмо тебя жалею: живучи в
одном доме, все
узнаешь; мужа твоего добру учу, через эвто больше учу, выходит, тебя жалею… Кабы не я, не слова мои, не те бы были через него твои слезы! — заключил Захар с неподражаемым прямодушием.
Глебу встретилась надобность побывать чем свет в Комареве; он
узнал накануне, что
одному из комаревских фабрикантов требовалась для крестьян свежая рыбка: рыбка такая была у него, и он поспешил сообщить об этом по принадлежности. Почти у самого входа в Комарево, недалеко от кабака Герасима, столкнулся он с братом фабриканта, к которому шел.
— Подвернется…
одна будет… не уйдет от меня!.. Я ей дам
знать… — задыхаясь, проговорил приемыш.
Если и было что,
знает одна моя добрая душа, как, примерно, дело было…
Одним словом, Гришка не
знал «приличного обращенья», как говорил Захар.
— Было точно целковых два, как расчелся с хозяином; все вышли: то да се. Слушай, Гриша, ты
знаешь, каков я есть такой! — подхватил вдруг Захар решительным тоном. — Уж сослужу службу —
одно говорю, слышь, заслужу! Теперь возьми ты: звал ребят, придут — угостить надо: как же без денег-то? Никаким манером нельзя. Ведь Герасим в долг не поверит — право, жид, не поверит; надо как-нибудь перевернуться, а уж насчет себя
одно скажу: заслужу тебе!
— Шут их
знает! Не найдешь, да и полно! — повторил Захар, обшаривая между тем свободною рукою сундук. — Должно быть, все… Нет, погоди, — подхватил он, торопливо вынимая два целковых и запрятывая их с необычайным проворством
один в карман шаровар, другой за пазуху, из предосторожности, вероятно, чтобы они не звякнули.
У дедушки Кондратия находился в Болотове
один давнишний знакомый — также рыбак по ремеслу. Нельзя было миновать расспросить его о том, где находилось тело Григория, потому что Василий ничего не сказал об этом предмете; он
знал только, что тело утопленника найдено рыбаками и находится в Болотове. С этой целью старик направился к знакомому рыбаку. Расспросив его обо всем, Кондратий вернулся к дочери и вышел с нею из Болотова, но уже в другую околицу.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не хочу после… Мне только
одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и не
узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Хлестаков. Оробели? А в моих глазах точно есть что-то такое, что внушает робость. По крайней мере, я
знаю, что ни
одна женщина не может их выдержать, не так ли?
Хлестаков. Черт его
знает, что такое, только не жаркое. Это топор, зажаренный вместо говядины. (Ест.)Мошенники, канальи, чем они кормят! И челюсти заболят, если съешь
один такой кусок. (Ковыряет пальцем в зубах.)Подлецы! Совершенно как деревянная кора, ничем вытащить нельзя; и зубы почернеют после этих блюд. Мошенники! (Вытирает рот салфеткой.)Больше ничего нет?
Э, не перебивайте, Петр Иванович, пожалуйста, не перебивайте; вы не расскажете, ей-богу не расскажете: вы пришепетываете, у вас, я
знаю,
один зуб во рту со свистом…
Почтмейстер. Сам не
знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет! В
одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.