Неточные совпадения
Детей не было у Акима: после смерти матери он
остался один
с женою.
— Здравствуй, сватьюшка!.. Ну-ну, рассказывай, отколе? Зачем?.. Э, э, да ты и парнишку привел! Не тот ли это, сказывали, что после солдатки
остался… Ась? Что-то на тебя, сват Аким, смахивает… Маленько покоренастее да поплотнее тебя будет, а в остальном — весь, как есть, ты! Вишь, рот-то… Эй, молодец, что рот-то разинул? — присовокупил рыбак, пригибаясь к Грише, который смотрел на него во все глаза. — Сват Аким, или он у тебя так уж
с большим таким ртом и родился?
Простояв несколько минут на одном месте и
оставшись, по-видимому, очень доволен своими наблюдениями, рыбак подошел к крылечку, глядевшему на двор. Тут, под небольшим соломенным навесом, державшимся помощию двух кривых столбиков, висел старый глиняный горшок
с четырьмя горлышками; тут же, на косяке, висело полотенце, обращенное морозом в какую-то корку, сделавшуюся неспособною ни для какого употребления.
— Вот, сватьюшка, что я скажу тебе, — произнес он
с видом простодушия. —
Останься, пожалуй, у нас еще день, коли спешить некуда. Тем временем нам в чем-нибудь подсобишь… Так, что ли? Ну, когда так — ладно! Бери топор, пойдем со мною.
Труды батрака соображаются
с количеством поглощаемой им каши и числом копеек, следующих ему в жалованье, и потому редкий на свете хозяин
остается вполне доволен батраком своим и редкий батрак
остается доволен своим хозяином.
— Перелезай на ту сторону. Время немного
осталось; день на исходе… Завтра чем свет станешь крыть соломой… Смотри, не замешкай
с хворостом-то! Крепче его привязывай к переводинам… не жалей мочалы; завтра к вечеру авось, даст бог, порешим… Ну, полезай… да не тормози руки!.. А я тем временем схожу в Сосновку, к печнику понаведаюсь… Кто его знает: времени, говорит, мало!.. Пойду: авось теперь ослобонился, — заключил он, направляясь в сени.
Зная озорливость приемыша и опасаясь, не без оснований, какого-нибудь греха
с его стороны в том случае, если дать ему волю, старый рыбак всячески старался отбить у него охоту таскаться на озеро; это было тем основательнее, что времени
оставалось много еще до предположенной свадьбы.
Дело в том, что
с минуты на минуту ждали возвращения Петра и Василия, которые обещали прийти на побывку за две недели до Святой:
оставалась между тем одна неделя, а они все еще не являлись. Такое промедление было тем более неуместно
с их стороны, что путь через Оку становился день ото дня опаснее. Уже поверхность ее затоплялась водою, частию выступавшею из-под льда, частию приносимою потоками, которые
с ревом и грохотом низвергались
с нагорного берега.
На другое утро по всей его деревне ни одной коровенки не
осталось! — заключил пильщик, разглаживая бородку, которая во все время разговора работала вместе
с языком.
Перемена заметна была, впрочем, только в наружности двух рыбаков: взглянув на румяное, улыбающееся лицо Василия, можно было тотчас же догадаться, что веселый, беспечный нрав его
остался все тот же; смуглое, нахмуренное лицо старшего брата, уподоблявшее его цыгану, которого только что обманули, его черные глаза, смотревшие исподлобья, ясно обличали тот же мрачно настроенный, несообщительный нрав; суровая энергия, отличавшая его еще в юности, но которая
с летами угомонилась и приняла характер более сосредоточенный, сообщала наружности Петра выражение какого-то грубого могущества, смешанного
с упрямой, непоколебимой волей;
с первого взгляда становилось понятным то влияние, которое производил Петр на всех товарищей по ремеслу и особенно на младшего брата, которым управлял он по произволу.
Увидев жену, мать и детей, бегущих навстречу, Петр не показал особой радости или нетерпения; очутившись между ними, он начал
с того, что сбросил наземь мешок, висевший за плечами, положил на него шапку, и потом уже начал здороваться
с женою и матерью; черты его и при этом
остались так же спокойны, как будто он расстался
с домашними всего накануне.
Задумчивое, прекрасное лицо молодого рыбака сохраняло такое же спокойствие, когда он говорил
с Гришкой, как когда
оставался наедине.
— Ты у меня нынче ни
с места! Петр, Василий и снохи, может статься, не вернутся: заночуют в Сосновке, у жениной родни;
останется одна наша старуха: надо кому-нибудь и дома быть; ты
останешься! Слышишь, ни
с места! За вершами съездишь, когда я и Ванюшка вернемся
с озера.
Красный угол был выбелен; тут помещались образа, остальные части стен, составлявшие продолжение угла,
оставались только вымазанными глиной; медные ризы икон, вычищенные мелом к светлому празднику, сверкали, как золото; подле них виднелся возобновленный пучок вербы, засохнувшая просфора, святая вода в муравленом кувшинчике, красные яйца и несколько священных книг в темных кожаных переплетах
с медными застежками — те самые, по которым Ваня учился когда-то грамоте.
В противоположном углу воздвигалась печка
с перерубочками для удобного влезанья; она занимала ровно четвертую часть жилища; над ухватом, кочергою и «голиком» (веником), прислоненным к печурке, лепилась сосновая полка, привешенная к гвоздям веревками; на ней — пузатые горшки, прикрытые деревянными кружками; так как места на полке
оставалось еще много, молодая хозяйка поместила в соседстве
с горшками самопрялку
с тучным пучком кудели на макушке гребня.
Все это куда бы еще ни шло, если бы челнок приносил существенную пользу дому и поддерживал семейство; но дело в том, что в промежуток десяти-двенадцати лет парень успел отвыкнуть от родной избы; он
остается равнодушным к интересам своего семейства; увлекаемый дурным сообществом, он скорей употребит заработанные деньги на бражничество; другая часть денег уходит на волокитство, которое сильнейшим образом развито на фабриках благодаря ежеминутному столкновению парней
с женщинами и девками, взросшими точно так же под влиянием дурных примеров.
— Тебе бы
остаться: фабричная-то жизнь, знамо, лучше нашей! —
с живостию поддакнул Гришка.
Хотя иной раз и в своей деревне
остаешься — только улицу перейти, — а все не
с родными жить.
— Вот нелегкая принесла, прости господи! — сказала тетушка Анна,
оставшись с глазу на глаз
с Дуней после обеда.
Оставшись одна глаз на глаз
с Глебом, который все еще лежал на лавке, она почувствовала вдруг неизъяснимую робость: точно сердце оторвалось у нее.
Зная нрав Глеба, каждый легко себе представит, как приняты были им все эти известия. Он приказал жене
остаться в избе, сам поднялся
с лавки, провел ладонью по лицу своему, на котором не было уже заметно кровинки, и вышел на крылечко. Заслышав голос Дуни, раздавшийся в проулке, он остановился. Это обстоятельство дало, по-видимому, другое направление его мыслям. Он не пошел к задним воротам, как прежде имел намерение, но выбрался на площадку, обогнул навесы и притаился за угол.
Прибыль на волос не изменит материального быта русского мужика:
с умножением средств охотно
остается он в той же курной избе, в том же полушубке; дети бегают по-прежнему босиком, жена по-прежнему не моет горшков.
К тому же простолюдин, и особенно коренной рыбак, который живет по большей части отделенный от общества и
остается по тому самому при застарелых своих понятиях, твердо уверен, что если дождь обмывает его челнок, то все челноки, существующие на земле, терпят ту же участь; что, если буря свирепствует над его домом, буря свирепствует
с одинаковой яростью по всей «земле-планиде».
При всем том подлежит сильному сомнению, чтобы кто-нибудь из окрестных рыбарей, начиная от Серпухова и кончая Коломной,
оставался на берегу. Привыкшие к бурям и невзгодам всякого рода, они, верно, предпочитали теперь отдых на лавках или сидели вместе
с женами, детьми и батраками вокруг стола, перед чашкой
с горячей ушицей. Нужны были самые крайние побудительные причины: лодка, оторванная от причала и унесенная в реку, верши, сброшенные в воду ветром, чтобы заставить кого-нибудь выйти из дому.
— Ладно, далеко не убежит! — сказал Федот Кузьмич. — Пачпорта не успел захватить. Искать надо в Комареве либо в Болотове: дальше не пойдет, а может статься, и весь в реке Оке
остался… Завтра все объявится, на виду будет!.. Добро хошь этого-то молодца скрутили: придем не
с пустыми руками… Веди его, ребята!
— Нет, вишь ты, пришли это они
с нашими ребятами… те
остались дома, а эти в Сосновку пришли; они все рассказали…
Дуня вырвалась из объятий отца, отерла слезы и устремила глаза в ту сторону; дыханье сперлось в груди ее, когда увидела она в приближающемся челноке одного Василия. Она не посмела, однако ж, последовать за Петром, который пошел навстречу брату. Старик и Анна
остались подле нее, хотя глаза их следили
с заметным беспокойством за челноком.
Миновав огород, миновав проулок, Ваня повернул за угол. Он недолго
оставался перед избами. Каждая лишняя минута, проведенная на площадке, отравляла радостное чувство,
с каким он спешил на родину. Мы уже объяснили в другом месте нашего рассказа, почему родина дороже простолюдину, чем людям, принадлежащим высшим сословиям.
Сосновское общество отрезало бессрочному узаконенный участок земли. Но Ваня не захотел
оставаться в Сосновке. Вид Оки пробудил в нем желание возвратиться к прежнему, отцовскому промыслу. Землю свою отдал он под пашню соседу, а сам снял внаймы маленькое озеро, на гладкой поверхности которого
с последним половодьем не переставала играть рыба. Он обстроился и тотчас же перевел к себе в дом дедушку Кондратия, его дочь и внучка.