Неточные совпадения
— Ну, так что ж ты ломаешься, когда так? Ешь! Али прикажешь в упрос просить? Ну, а парнишку-то! Не дворянский
сын: гляденьем сыт не будет; сажай и его! Что, смотрю, он у тебя таким бычком глядит,
слова не скажет?
Глеб провел ладонью по высокому лбу и сделался внимательнее: ему не раз уже приходила мысль отпустить
сына на заработки и взять дешевого батрака. Выгоды были слишком очевидны, но грубый, буйный нрав Петра служил препятствием к приведению в исполнение такой мысли. Отец боялся, что из заработков, добытых
сыном, не увидит он и гроша. В последние три дня Глеб уже совсем было решился отпустить
сына, но не делал этого потому только, что
сын предупредил его, — одним
словом, не делал этого из упрямства.
Если б не мать, они подошли бы, вероятно, к самым избам никем не замеченные: семейство сидело за обедом; тетка Анна, несмотря на весь страх, чувствуемый ею в присутствии мужа, который со вчерашнего дня ни с кем не перемолвил
слова, упорно молчал и сохранял на лице своем суровое выражение, не пропускала все-таки случая заглядывать украдкою в окна, выходившие, как известно, на Оку; увидев
сыновей, она забыла и самого Глеба — выпустила из рук кочергу, закричала пронзительным голосом: «Батюшки, идут!» — и сломя голову кинулась на двор.
После обеда Глеб встал и, не сказав никому ни
слова, принялся за работу. Час спустя все шло в доме самым обыденным порядком, как будто в нем не произошло никакого радостного события; если б не веселые лица баб, оживленные быстрыми, нетерпеливыми взглядами, если б не баранки, которыми снабдил Василий детей брата, можно было подумать, что
сыновья старого Глеба не покидали крова родительского.
Он сам не мог бы растолковать, за что так сильно ненавидел того, который, пользуясь всеми преимуществами любимого
сына в семействе, был тем не менее всегда родным братом для приемыша и ни
словом, ни делом, ни даже помыслом не дал повода к злобному чувству.
В эту самую минуту за спиною Глеба кто-то засмеялся. Старый рыбак оглянулся и увидел Гришку, который стоял подле навесов, скалил зубы и глядел на Ваню такими глазами, как будто подтрунивал над ним. Глеб не сказал, однако ж, ни
слова приемышу — ограничился тем только, что оглянул его с насмешливым видом, после чего снова обратился к
сыну.
При этом Глеб лукаво покосился в ту сторону, где находился приемыш. Гришка стоял на том же месте, но уже не скалил зубы. Смуглое лицо его изменилось и выражало на этот раз столько досады, что Глеб невольно усмехнулся; но старик по-прежнему не сказал ему ни
слова и снова обратился к
сыну.
Глеб не терпел возражений. Уж когда что сказал,
слово его как свая, крепко засевшая в землю, — ни за что не спихнешь! От молодого девятнадцатилетнего парня, да еще от
сына, который в глазах его был ни больше ни меньше как молокосос, он и подавно не вынес бы супротивности. Впрочем, и
сын был послушен — не захотел бы сердить отца. Ваня тотчас же повиновался и поспешил в избу.
Во все время, как они переезжали реку, старик не переставал подтрунивать над молодым парнем. Тот хоть бы
слово. Не знаю, стало ли жаль Глебу своего
сына или так, попросту, прискучило ему метать насмешки на безответного собеседника, но под конец и он замолк.
Немного погодя Глеб и
сын его распрощались с дедушкой Кондратием и покинули озеро. Возвращение их совершилось таким же почти порядком, как самый приход; отец не переставал подтрунивать над
сыном, или же, когда упорное молчание последнего чересчур забирало досаду старика, он принимался бранить его, называл его мякиной, советовал ему отряхнуться, прибавляя к этому, что хуже будет, коли он сам примется отряхать его. Но
сын все-таки не произносил
слова. Так миновали они луга и переехали реку.
Голос, которым произнесены были эти
слова, прозвучал такою непривычною твердостию в ушах Глеба, что, несмотря на замешательство, в котором находились его чувства и мысли, он невольно обернулся и с удивлением посмотрел на
сына.
— Выслушай меня, батюшка, — продолжал
сын тем же увещевательным, но твердым голосом, —
слова мои, может статься, батюшка, горькими тебе покажутся… Я, батюшка, во веки веков не посмел бы перед тобою
слова сказать такого; да нужда, батюшка, заставила!..
Старику не шутя представилось, что младший
сын его рехнулся. Предшествовавшие
слова молодого парня, его спокойный голос, а еще более спокойный вид убеждали, однако ж, старика в противном.
— Бей же меня, батюшка, бей! — сказал тогда
сын, поспешно растегивая запонку рубашки и подставляя раскрытую, обнаженную грудь свою. — Бей; в этом ты властен! Легче мне снести твои побои, чем видеть тебя в тяжком грехе… Я, батюшка (тут голос его возвысился), не отступлюсь от своего
слова, очередь за нами, за твоими
сыновьями; я пойду за Гришку! Охотой иду!
Слово мое крепко: не отступлюсь я от него… Разве убьешь меня… а до этого господь тебя не допустит.
Испуганная мать бросилась к
сыну. Тот опустил голову и молчал. Глеб в коротких, отрывистых
словах передал жене намерение Вани.
Он по-прежнему не переставал думать о
сыновьях своих, не переставал тосковать, ходил с утра до вечера сумрачен, редко с кем молвил
слово, исключая, впрочем, дедушки Кондратия, с которым часто толковал об отсутствующих детях.
Трудно решить,
слова ли дедушки Кондратия изменили образ мыслей Глеба или подействовали на него воспоминания о возлюбленном
сыне — воспоминания, которые во всех случаях его жизни, во всякое время и во всякий час способны были размягчить крепкую душу старого рыбака, наполнить ее грустью и сорвать с нее загрубелую оболочку; или же, наконец, способствовало самое время, преклонные годы Глеба, которые заметно ослабляли его крутой, ретивый нрав, охлаждали кровь и энергию, — но только он послушался советов дедушки Кондратия.
Во весь этот день Дуня не сказала единого
слова. Она как словно избегала даже встречи с Анной. Горе делает недоверчивым: она боялась упреков рассерженной старухи. Но как только старушка заснула и мрачная ночь окутала избы и площадку, Дуня взяла на руки
сына, украдкою вышла из избы, пробралась в огород и там уже дала полную волю своему отчаянию. В эту ночь на голову и лицо младенца, который спокойно почивал на руках ее, упала не одна горькая слеза…
Так проходила их жизнь. Ваня ходил за стариком как родной
сын, берег его внучка, ласково, как брат, обходился с Дуней и никогда ни единым
словом не поминал ей о прежних, прожитых горестях…
Неточные совпадения
«Дерзай!» — за ними слышится // Дьячково
слово;
сын его // Григорий, крестник старосты, // Подходит к землякам. // «Хошь водки?» — Пил достаточно. // Что тут у вас случилося? // Как в воду вы опущены?.. — // «Мы?.. что ты?..» Насторожились, // Влас положил на крестника // Широкую ладонь.
Гремит на Волге музыка. // Поют и пляшут девицы — // Ну,
словом, пир горой! // К девицам присоседиться // Хотел старик, встал на ноги // И чуть не полетел! //
Сын поддержал родителя. // Старик стоял: притопывал, // Присвистывал, прищелкивал, // А глаз свое выделывал — // Вертелся колесом!
В этой крайности Бородавкин понял, что для политических предприятий время еще не наступило и что ему следует ограничить свои задачи только так называемыми насущными потребностями края. В числе этих потребностей первое место занимала, конечно, цивилизация, или, как он сам определял это
слово,"наука о том, колико каждому Российской Империи доблестному
сыну отечества быть твердым в бедствиях надлежит".
Так, например, при Негодяеве упоминается о некоем дворянском
сыне Ивашке Фарафонтьеве, который был посажен на цепь за то, что говорил хульные
слова, а
слова те в том состояли, что"всем-де людям в еде равная потреба настоит, и кто-де ест много, пускай делится с тем, кто ест мало"."И, сидя на цепи, Ивашка умре", — прибавляет летописец.
Она поехала в игрушечную лавку, накупила игрушек и обдумала план действий. Она приедет рано утром, в 8 часов, когда Алексей Александрович еще, верно, не вставал. Она будет иметь в руках деньги, которые даст швейцару и лакею, с тем чтоб они пустили ее, и, не поднимая вуаля, скажет, что она от крестного отца Сережи приехала поздравить и что ей поручено поставить игрушки у кровати
сына. Она не приготовила только тех
слов, которые она скажет
сыну. Сколько она ни думала об этом, она ничего не могла придумать.