— Шут их знает, чего они там замешкали! — говорил он обыкновенно в ответ на скорбные возгласы баб, которые, выбежав за ворота и не видя Петра и Василия, обнаруживали всякий раз сильное беспокойство. — Ведь вот же, — продолжал он, посматривая вдаль, — дня нет, чтобы с той стороны не
было народу… Валом валит! Всякому лестно, как бы скорее домой поспеть к празднику. Наших нет только… Шут их знает, чего они там застряли!
Неточные совпадения
— Я полагаю, то
есть, примерно, так только, пустое болтают, — произнес он с чувством достоинства. — Простой
народ, он рассудка своего не имеет… и болтает — выходит, пустое, — заключил он, поглядывая на старого рыбака с видом взаимного сочувствия и стараясь улыбнуться.
— Нет, любезный, не говори этого. Пустой речи недолог век. Об том, что вот он говорил, и деды и прадеды наши знали; уж коли да весь
народ веру дал, стало,
есть в том какая ни на
есть правда. Один человек солжет, пожалуй: всяк человек — ложь, говорится, да только в одиночку; мир правду любит…
Народ достаточный, купеческий, запасливый: поэтому самому сюда привозится товар «ходовой», то
есть такой, которого сбыт верен…
Оба товарища
были сильно навеселе; несколько пустых штофов лежало на траве, подле мешка, скрывавшего козу [Автору очень хорошо известно, что мусульманам запрещено вино; к сожалению, ему также хорошо известно, что мусульмане, по крайней мере живущие в Казанской и Нижегородской губерниях, напиваются ничуть не хуже других
народов.
— Эх,
народ чудной какой! Право слово! — произнес Захар, посмеиваясь, чтобы скрыть свою неловкость. — Что станешь делать?
Будь по-вашему, пошла ваша битка в кон! Вынимай деньги; сейчас сбегаю за пачпортом!.. Ну, ребята, что ж вы стали? Качай! — подхватил он, поворачиваясь к музыкантам. —
Будет чем опохмелиться… Знай наших! Захарка гуляет! — заключил он, выбираясь из круга, подмигивая и подталкивая баб, которые смеялись.
Солнце только что село за нагорным береговым хребтом, который синел в отдалении. Румяное небо
было чистоты и ясности необыкновенной. Окрестная тишина возмущалась только нестройным гамом гулявшего
народа. Но Глеб, казалось, совсем уж забыл о Комареве. Шум и возгласы
народа напоминали старику шум и возгласы другой толпы, которая,
быть может, в это самое время покидала уездный город, куда три дня тому назад отвел он Ванюшу.
Но несмотря на большое стечение
народа, несмотря на радушное угощение и разливное море браги, которая пробуждала в присутствующих непобедимую потребность
петь песни, целоваться и нести околесную, несмотря на прибаутки и смехотворные выходки батрака Захара, который занимал место дружки жениха — и занимал это место, не мешает заметить, превосходно, — свадьбу никак нельзя
было назвать веселою.
— Экой ты, братец ты мой, чудной какой!
Народ молодой: погулять хочет… Потому больше вечор и не наказывал им об рыбке: оба больно хмельны
были; ну, да теперь сам знаешь. Неси же скорей, смотри, рыбу-то!..
Народ-то нынче добре клев стал, слаб… износился, стало
быть, что ли?..
Народ теснился, как огурцы в бочке; решительно не
было возможности ткнуть пальцем без того, чтобы не встретить бруса, протянутой основы или человеческого затылка.
Раз даже, в ненастный, дождливый день, они причалили к площадке; лодка
была до того полна
народу, что погружалась в воду до борта; немало также воды находилось в самой лодке.
В кабаке
было немного
народу, но тем не менее шел довольно живой разговор. Обкраденный фабрикант служил предметом беседы.
Как мы уже сказали,
был Петров день. Благодаря этому обстоятельству комаревские улицы
были полны
народа; отовсюду слышались песни и пискливые звуки гармонии. Но Ваня ни на минуту не остановился, чтобы поглазеть на румяных, разряженных в пух и прах девок, которые ласково провожали его глазами.
Лариса. Мама, я боюсь, я чего-то боюсь. Ну, послушайте; если уж свадьба будет здесь, так, пожалуйста, чтобы поменьше
было народу, чтобы как можно тише, скромнее.
Неточные совпадения
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже на чай и сахар. Если ж и
были какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой
народ, что на жизнь мою готовы покуситься.
Чудно все завелось теперь на свете: хоть бы народ-то уж
был видный, а то худенький, тоненький — как его узнаешь, кто он?
Солдат ударил в ложечки, // Что
было вплоть до берегу //
Народу — все сбегается. // Ударил — и запел:
Довольно! Окончен с прошедшим расчет, // Окончен расчет с господином! // Сбирается с силами русский
народ // И учится
быть гражданином.
Глеб — он жаден
был — соблазняется: // Завещание сожигается! // На десятки лет, до недавних дней // Восемь тысяч душ закрепил злодей, // С родом, с племенем; что народу-то! // Что народу-то! с камнем в воду-то! // Все прощает Бог, а Иудин грех // Не прощается. // Ой мужик! мужик! ты грешнее всех, // И за то тебе вечно маяться!