Неточные совпадения
— Глеб Савиныч! — подхватил отец Дуни. — Един бог властен в нашей
жизни! Сегодня живы — завтра нет нас… наш путь к земле близок; скоро, может, покинешь ты нас… ослободи душу свою от
тяжкого помышления! Наказал ты их довольно при
жизни… Спаситель прощал в смертный час врагам своим… благослови ты их!..
Семь верст, отделявшие Сосновку от площадки, пройдены были стариком с невероятной для его лет скоростью. В этот промежуток времени он передумал более, однако ж, чем в последние годы своей
жизни. Знамение креста, которым поминутно осенял себя старик,
тяжкие вздохи и поспешность, с какой старался он достигнуть своей цели, ясно показывали, как сильно взволнованы были его чувства и какое направление сохраняли его мысли.
Я вспоминаю речи Ионы о дроблении русского народа, и думы мои легко и славно тонут в словах Михайлы. Но не понимаю я, почему он говорит тихо, без гнева, как будто вся эта
тяжкая жизнь — уже прошлое для него?
Бледное лицо, изнуренное
тяжкою жизнью и безвременьем, покрылось морщинами; скулы сильно выступили под мутными, впалыми глазами, и вообще по всей физиономии проскальзывала какая-то ноющая, неотразимая грусть, виднелось что-то столь печальное и унылое, что нельзя почти было отыскать в ней и тени былого.
Неточные совпадения
Когда же совсем нечего было делать, то есть не предстояло надобности ни мелькать, ни заставать врасплох (в
жизни самых расторопных администраторов встречаются такие
тяжкие минуты), то он или издавал законы, или маршировал по кабинету, наблюдая за игрой сапожного носка, или возобновлял в своей памяти военные сигналы.
Не говоря уже о том, что редкий из них способен был помнить оскорбление и более
тяжкое, чем перенесенное Лонгреном, и горевать так сильно, как горевал он до конца
жизни о Мери, — им было отвратительно, непонятно, поражало их, что Лонгрен молчал.
Юношей он инстинктивно берег свежесть сил своих, потом стал рано уже открывать, что эта свежесть рождает бодрость и веселость, образует ту мужественность, в которой должна быть закалена душа, чтоб не бледнеть перед
жизнью, какова бы она ни была, смотреть на нее не как на
тяжкое иго, крест, а только как на долг, и достойно вынести битву с ней.
Тут мы встречаемся с одним из самых
тяжких явлений человеческой
жизни — с разочарованием в людях.
Вспоминая эти свинцовые мерзости дикой русской
жизни, я минутами спрашиваю себя: да стоит ли говорить об этом? И, с обновленной уверенностью, отвечаю себе — стоит; ибо это — живучая, подлая правда, она не издохла и по сей день. Это та правда, которую необходимо знать до корня, чтобы с корнем же и выдрать ее из памяти, из души человека, из всей
жизни нашей,
тяжкой и позорной.