Неточные совпадения
Лонгрен выходил на мостик, настланный по длинным рядам свай, где, на самом конце
этого дощатого мола, подолгу курил раздуваемую ветром трубку, смотря, как обнаженное у берегов
дно дымилось седой пеной, еле поспевающей за валами, грохочущий бег которых к черному, штормовому горизонту наполнял пространство стадами фантастических гривастых существ, несущихся в разнузданном свирепом отчаянии к далекому утешению.
В один из таких
дней двенадцатилетний сын Меннерса, Хин, заметив, что отцовская лодка бьется под мостками о сваи, ломая борта, пошел и сказал об
этом отцу.
Совершенно навсегда остался он в стороне от деревенских
дел; мальчишки, завидев его, кричали вдогонку: «Лонгрен утопил Меннерса!» Он не обращал на
это внимания.
— Принцесса, ясное
дело. Вбил ты ей в голову
эти заморские корабли! Эх ты, чудак-чудаковский, а еще хозяин!
Каждый столб оканчивался наверху пышной чугунной лилией;
эти чаши по торжественным
дням наполнялись маслом, пылая в ночном мраке обширным огненным строем.
В течение
дня человек внимает такому множеству мыслей, впечатлений, речей и слов, что все
это составило бы не одну толстую книгу.
Лицо
дня приобретает определенное выражение, но Грэй сегодня тщетно вглядывался в
это лицо.
Он сказал
это с твердой простотой силы, не позволяющей увильнуть от данного тона. Хин Меннерс внутренне завертелся и даже ухмыльнулся слегка, но внешне подчинился характеру обращения. Впрочем, прежде чем ответить, он помолчал — единственно из бесплодного желания догадаться, в чем
дело.
— В самом
деле? — равнодушно сказал Грэй, отпивая крупный глоток. — Как же
это случилось?
Я говорю: «Ну, Ассоль,
это ведь такое твое
дело, и мысли поэтому у тебя такие, а вокруг посмотри: все в работе, как в драке».
Иногда — и
это продолжалось ряд
дней — она даже перерождалась; физическое противостояние жизни проваливалось, как тишина в ударе смычка, и все, что она видела, чем жила, что было вокруг, становилось кружевом тайн в образе повседневности.
— Вы, быть может, ушиблись? — осторожно спросил он. — Где были? Что видели? Впрочем,
это, конечно, ваше
дело. Маклер предлагает выгодный фрахт; с премией. Да что с вами такое?..
— Досточтимый капитан, — самодовольно возразил Циммер, — я играю на всем, что звучит и трещит. В молодости я был музыкальным клоуном. Теперь меня тянет к искусству, и я с горем вижу, что погубил незаурядное дарование. Поэтому-то я из поздней жадности люблю сразу двух: виолу и скрипку. На виолончели играю
днем, а на скрипке по вечерам, то есть как бы плачу, рыдаю о погибшем таланте. Не угостите ли винцом, э? Виолончель —
это моя Кармен, а скрипка…
— Да, — сказал Атвуд, видя по улыбающимся лицам матросов, что они приятно озадачены и не решаются говорить. — Так вот в чем
дело, капитан… Не нам, конечно, судить об
этом. Как желаете, так и будет. Я поздравляю вас.
— Нет, я здорова… Почему ты так смотришь? Мне весело. Верно, мне весело, но
это оттого, что
день так хорош. А что ты надумал? Я уж вижу по твоему лицу, что ты что-то надумал.
— Да, — издалека сказала она, силясь войти в его заботы и
дело, но ужасаясь, что бессильна перестать радоваться. —
Это очень плохо. Мне будет скучно. Возвратись поскорей. — Говоря так, она расцветала неудержимой улыбкой. — Да, поскорей, милый; я жду.
— Не знаю. — Она медленно осмотрела поляну под вязом, где стояла телега, — зеленую в розовом вечернем свете траву, черных молчаливых угольщиков и, подумав, прибавила: — Все
это мне неизвестно. Я не знаю ни
дня, ни часа и даже не знаю, куда. Больше ничего не скажу. Поэтому, на всякий случай, — прощай; ты часто меня возил.
Она вздрогнула, откинулась, замерла; потом резко вскочила с головокружительно падающим сердцем, вспыхнув неудержимыми слезами вдохновенного потрясения. «Секрет» в
это время огибал небольшой мыс, держась к берегу углом левого борта; негромкая музыка лилась в голубом
дне с белой палубы под огнем алого шелка; музыка ритмических переливов, переданных не совсем удачно известными всем словами...
Теперь мы отойдем от них, зная, что им нужно быть вместе одним. Много на свете слов на разных языках и разных наречиях, но всеми ими, даже и отдаленно, не передашь того, что сказали они в
день этот друг другу.
Вот они и сладили
это дело… по правде сказать, нехорошее дело! Я после и говорил это Печорину, да только он мне отвечал, что дикая черкешенка должна быть счастлива, имея такого милого мужа, как он, потому что, по-ихнему, он все-таки ее муж, а что Казбич — разбойник, которого надо было наказать. Сами посудите, что ж я мог отвечать против этого?.. Но в то время я ничего не знал об их заговоре. Вот раз приехал Казбич и спрашивает, не нужно ли баранов и меда; я велел ему привести на другой день.
Неточные совпадения
Аммос Федорович. Что ж вы полагаете, Антон Антонович, грешками? Грешки грешкам — рознь. Я говорю всем открыто, что беру взятки, но чем взятки? Борзыми щенками.
Это совсем иное
дело.
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на другом каком языке…
это уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда кто заболел, которого
дня и числа… Нехорошо, что у вас больные такой крепкий табак курят, что всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и лучше, если б их было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет
дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в
это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
X л е с т а к о в (принимая деньги).Покорнейше благодарю. Я вам тотчас пришлю их из деревни… у меня
это вдруг… Я вижу, вы благородный человек. Теперь другое
дело.
Аммос Федорович. Но скажите, пожалуйста, Антон Антонович, каким образом все
это началось, постепенный ход всего, то есть,
дела.