Неточные совпадения
В этом роде много писали у нас в
конце прошедшего столетия; тогда появились и идиллии, и элегии, и
песни, взятые из народного быта, но страшно украшенного, т. е. искаженного.
Как придуманное, а не естественное, сравнение это и неверно само по себе: в начале
песни губят пташечку злые люди, а в
конце она летит к морю, чтобы спастись от вьюги; вьюги эти сравниваются, значит, с злыми толками, погубившими молодца, а звери лесные ставятся в параллель с морскими волнами.
Некоторые привели мы выше, напр. описание степи. Другие можно видеть в стихотворениях, помещенных в
конце этой книжки, особенно в «Урожае», «
Песне пахаря», «Что ты спишь, мужичок», «Светит солнышко» и др.
В первый же раз, когда я остался без пары, — с
концом песни я протянул руку Мане Дембицкой. Во второй раз, когда осталась Лена, — я подал руку ее сестре раньше, чем она успела обнаружить свой выбор, и когда мы, смеясь, кружились с Соней, у меня в памяти осталось лицо Лены, приветливо протягивавшей мне обе руки. Увидев, что опоздала, она слегка покраснела и осталась опять без пары. Я пожалел, что поторопился… Теперь младшая сестра уже не казалась мне более приятной.
Этими словами кончалась песня, и к этим последним словам, пропетым заунывным напевом, присоединился бодрый голос веселого Хан-Магомы, который при самом
конце песни громко закричал: «Ля илляха иль алла» — и пронзительно завизжал. Потом все затихло, и опять слышалось только соловьиное чмоканье и свист из сада и равномерное шипение и изредка свистение быстро скользящего по камням железа из-за двери.
Неточные совпадения
И опять по обеим сторонам столбового пути пошли вновь писать версты, станционные смотрители, колодцы, обозы, серые деревни с самоварами, бабами и бойким бородатым хозяином, бегущим из постоялого двора с овсом в руке, пешеход в протертых лаптях, плетущийся за восемьсот верст, городишки, выстроенные живьем, с деревянными лавчонками, мучными бочками, лаптями, калачами и прочей мелюзгой, рябые шлагбаумы, чинимые мосты, поля неоглядные и по ту сторону и по другую, помещичьи рыдваны, [Рыдван — в старину: большая дорожная карета.] солдат верхом на лошади, везущий зеленый ящик с свинцовым горохом и подписью: такой-то артиллерийской батареи, зеленые, желтые и свежеразрытые черные полосы, мелькающие по степям, затянутая вдали
песня, сосновые верхушки в тумане, пропадающий далече колокольный звон, вороны как мухи и горизонт без
конца…
— Нет, барин, нигде не видно! — После чего Селифан, помахивая кнутом, затянул
песню не
песню, но что-то такое длинное, чему и
конца не было. Туда все вошло: все ободрительные и побудительные крики, которыми потчевают лошадей по всей России от одного
конца до другого; прилагательные всех родов без дальнейшего разбора, как что первое попалось на язык. Таким образом дошло до того, что он начал называть их наконец секретарями.
Но под
конец он вдруг стал опять беспокоен; точно угрызение совести вдруг начало его мучить: «Вот, сижу,
песни слушаю, а разве то мне надобно делать!» — как будто подумал он.
Пела она, размахивая пенсне на черном шнурке, точно пращой, и пела так, чтоб слушатели поняли: аккомпаниатор мешает ей. Татьяна, за спиной Самгина, вставляла в
песню недобрые словечки, у нее, должно быть, был неистощимый запас таких словечек, и она разбрасывала их не жалея. В буфет вошли Лютов и Никодим Иванович, Лютов шагал, ступая на пальцы ног, сафьяновые сапоги его мягко скрипели, саблю он держал обеими руками, за эфес и за
конец, поперек живота; писатель, прижимаясь плечом к нему, ворчал:
Самгин, медленно идя к
концу поезда, впервые ощущал с такой остротой терзающую тоску простенькой русской
песни.