Делать нечего, вы берете карандаш и записную книжку и набрасываете шероховатой прозой остов того
прекрасного стихотворения, которое уже слагалось у вас в голове.
Помню, как однажды доктор Вейнрейх, войдя в гостиную, положил перед матерью захваченный с почты последний номер «Московских Ведомостей», прибавив: «Здесь
прекрасное стихотворение Жуковского на смерть императрицы Марии Феодоровны». И она стала читать:
— Теперь? я читаю «Resignation» [«Покорность» (нем.).]:
прекрасное стихотворение. Хотите, я вам его прочту? Сядьте вот здесь, подле меня, на скамейке.
Неточные совпадения
Дело в том, что на потолке этой уборной была довольно искусно нарисована Венера, рассыпающая цветы, которые как бы должны были упасть с потолка на поправляющих свой туалет дам и тем их еще более украсить, — мысль сама по себе
прекрасная, но на беду в уборной повесили для освещения люстру, крючок которой пришелся на средине живота Венеры, вследствие чего сказанное
стихотворение гласило: «Губернский предводитель глуп, ввинтил Венере люстру в пуп».
Прием мне всюду был
прекрасный: во-первых, все симпатизировали нашему турне, во-вторых, в редакциях встречали меня как столичного литератора и поэта, — и я в эти два года печатал массу
стихотворений в целом ряде журналов и газет — «Будильник», «Осколки», «Москва», «Развлечение».
Как-то Мария Николаевна попросила меня прочитать мое
стихотворение «Бурлаки». Потом сама прочитала после моих рассказов о войне некрасовское «Внимая ужасам войны», а М. И. Свободина прочла свое любимое
стихотворение, которое всегда читала в дивертисментах — и чудно читала, — «Скажи мне, ты любил на родине своей?». И, положив свою руку на мою, пытливо посмотрела на меня своими
прекрасными темно-карими глазами:
Кроме многих, по-тогдашнему
прекрасных,
стихотворений, из которых были особенно замечательны две сатиры, напечатанные под названием «Посланий к молодому любителю словесности», он переложил гладкими и сильными стихами старинную комедию Шеридана «Школа злословия» и назвал ее «Лукавин», по имени одного из действующих лиц, характер которого развит Писаревым гораздо шире и полнее, чем у Шеридана.
Этим-то и объясняется, что в последнее время он стал писать
стихотворения: «Клеветникам России» и т. п., имевшие, может быть,
прекрасную художественную отделку, но по своей мысли все-таки назначенные «для немногих», а никак не для большинства публики.