Неточные совпадения
Особенность эта состоит в том, что литература наша
началась сатирою, продолжалась сатирою и до сих пор стоит на сатире — и между тем все-таки не сделалась еще существенным элементом народной
жизни, не составляет серьезной необходимости для общества, а продолжает быть для публики чем-то посторонним, роскошью, забавою, а никак не делом.
Неточные совпадения
Прежде (это
началось почти с детства и всё росло до полной возмужалости), когда он старался сделать что-нибудь
такое, что сделало бы добро для всех, для человечества, для России, для всей деревни, он замечал, что мысли об этом были приятны, но сама деятельность всегда бывала нескладная, не было полной уверенности в том, что дело необходимо нужно, и сама деятельность, казавшаяся сначала столь большою, всё уменьшаясь и уменьшаясь, сходила на-нет; теперь же, когда он после женитьбы стал более и более ограничиваться
жизнью для себя, он, хотя не испытывал более никакой радости при мысли о своей деятельности, чувствовал уверенность, что дело его необходимо, видел, что оно спорится гораздо лучше, чем прежде, и что оно всё становится больше и больше.
А я-то думал, что до женитьбы
жизнь так себе, кое-как, не считается, а что после женитьбы
начнется настоящая.
Письмо
начиналось очень решительно, именно
так: «Нет, я должна к тебе писать!» Потом говорено было о том, что есть тайное сочувствие между душами; эта истина скреплена была несколькими точками, занявшими почти полстроки; потом следовало несколько мыслей, весьма замечательных по своей справедливости,
так что считаем почти необходимым их выписать: «Что
жизнь наша?
Так начиналась своеобразная фантастическая лекция о
жизни и людях — лекция, в которой, благодаря прежнему образу
жизни Лонгрена, случайностям, случаю вообще, — диковинным, поразительным и необыкновенным событиям отводилось главное место.
Часть их души, занятая галереей предков, мало достойна изображения, другая часть — воображаемое продолжение галереи —
начиналась маленьким Грэем, обреченным по известному, заранее составленному плану прожить
жизнь и умереть
так, чтобы его портрет мог быть повешен на стене без ущерба фамильной чести.