Цитаты со словом «сметь»
Критика отнеслась к автору с уважением, называла его беспрестанно автором «Своих людей» и даже
заметила, что обращает на него такое внимание более за первую его комедию, нежели за вторую, которую все признали слабее первой.
В свою очередь, люди, пришедшие в восторг от «Своих людей», скоро
заметили, что Островский, сравнивая старинные начала русской жизни с новыми началами европеизма в купеческом быту, постоянно склоняется на сторону первых.
Каждый читатель с полной основательностью может нам
заметить: «Зачем вы убиваетесь над соображениями о том, что вот тут нужно было бы то-то, а здесь недостает того-то?
Если в произведении разбираемого автора эти причины указаны, критика пользуется и ими и благодарит автора; если нет, не пристает к нему с ножом к горлу, как, дескать, он
смел вывести такое лицо, не объяснивши причин его существования?
Так вот и это дело: потрафь я по них, или так взойди им в голову — завтра же под венец, и баста, и разговаривать не
смей».
Он сам
замечает, например, что Подхалюзин мошенник; но ему до этого дела нет, потому что Подхалюзин его приказчик и об его пользе старается.
Без малейшей застенчивости он упрекает его в неблагодарности, указывая на такие факты: «Вспомни то, Лазарь, сколько раз я
замечал, что ты на руку не чист: что ж?
Мы уже имели случай
заметить, что одна из отличительных черт таланта Островского состоит в уменье заглянуть в самую глубь души человека и подметить не только образ его мыслей и поведения, но самый процесс его мышления, самое зарождение его желаний.
Но ведь тут он подмазывается к Самсону Силычу не столько из корысти, сколько для того, чтобы выманить у старика обещание выдать за него Липочку, которую, — надо
заметить, — Подхалюзин любит сильно и искренне.
Мы уже
замечали, что общие идеи принимаются, развиваются и выражаются художником в его произведениях совершенно иначе, нежели обыкновенными теоретиками.
Не сравнивая значения Островского с значением Гоголя в истории нашего развития, мы
заметим, однако, что в комедиях Островского, под влиянием каких бы теорий они ни писались, всегда можно найти, черты глубоко верные и яркие, доказывающие, что сознание жизненной правды никогда не покидало художника и не допускало его искажать действительность в угоду теории.
Оттого в нем и в старости нет той враждебности и крутости, какую
замечаем в других самодурах, выводимых Островским; оттого он не отвергает даже резонов в разговоре с низшими и младшими.
И на дочь свою, когда та делает попытку убедить отца, он, при всей своей мягкости, прикрикивает: «Да как ты
смеешь так со мною разговаривать?» А затем он дает ей строгий приказ: «Вот тебе, Авдотья, мое последнее слово: или поди ты у меня за Бородкина, или я тебя и знать не хочу».
В самом деле, — и «как ты
смеешь?», и «я тебя растил и лелеял», и «ты дура», и «нет тебе моего благословения» — все это градом сыплется на бедную девушку и доводит ее до того, что даже в ее слабой и покорной душе вдруг подымается кроткий протест, выражающийся невольным, бессознательным переломом прежнего чувства: отцовский приказ идти за Бородкина возбудил в ней отвращение к нему.
Кроткая жалоба, смиренная мольба — дальше этого она не
смеет идти.
Если эти черты не так ярки, чтобы бросаться в глаза каждому, если впечатление пьесы раздвояется, — это доказывает только (как мы уже
замечали в первой статье), что общие теоретические убеждения автора, при создании пьесы, не находились в совершенной гармонии с тем, что выработала его художническая натура из впечатлений действительной жизни.
Он остановился на данной точке и все, что из нее выходит, обсуждает довольно правильно: он очень верно
замечает, что дочь его не трудно обмануть, что разговоры Арины Федотовны могут быть для нее вредны, что невоспитанной купчихе не сладко выходить за барина, и проч.
Даже о судьбе дочери жена не
смеет ничего сказать ему: «Смотрит зверем, ни словечка не скажет, — точно я и не мать…
Да, право… ничего я ему сказать не
смею; разве с кем поговоришь с посторонним про свое горе, поплачешь, душу отведешь, только и всего»…
От дочери он только и требует, чтобы из его воли не
смела выходить.
И дочь отвечает: «Я приказу твоего не
смею ослушаться», Приказчика Митю Гордей Карпыч ругает бесцеремонно и совершенно напрасно.
Узнавши, что он посылает матери деньги, Торцов
замечает: «Себя-то бы образил прежде: матери-то не бог знает что нужно, не в роскоши воспитана; сама, чай, хлевы затворяла»…
Начинает она тем, что падает отцу в ноги и говорит: «Тятенька! я приказа твоего не
смею ослушаться…
Тут Митя приходит в умиление и рассказывает ей про свою любовь, а она
замечает: «Ах ты, сердечный!
Решение это очень
смело, но оно не составляет обдуманного, серьезного плана, и ему суждено погибнуть так же скоро, как оно зародилось.
Начальник, не понимающий дела или нечистый на руку, старается напустить на себя важность, чтобы подчиненные не дерзали слишком
смело судить о нем.
Он рад будет прогнать и погубить вас, но, зная, что с вами много хлопот, сам постарается избежать новых столкновений и сделается даже очень уступчив: во-первых, у него нет внутренних сил для равной борьбы начистоту, во-вторых, он вообще не привык к какой бы то ни было последовательной и продолжительной работе, а бороться с человеком, который
смело и неотступно пристает к вам, — это тоже работа немалая…
Но вот Любим Торцов начинает обижать нареченного зятя, зять обижен и дает это
заметить Гордею Карпычу довольна грубо, заключая свою речь словами; «Нет, теперь ты приди ко мне да покланяйся, чтоб я дочь-то твою взял».
Один самодур говорит: «Ты не
смеешь этого сделать»; а другой отвечает: «Нет, смею».
Выслушав «не
смеешь» Коршунова, Гордей Карпыч говорит: «Опосля этого, когда ты такие слова говоришь, я сам тебя знать не хочу!
Да как ты
смел подумать-то?
Но он только спрашивает в недоумении: «Что ж я, изверг, что ли, какой в своем семействе?» Из этого вы уже
замечаете, что его начинает пробирать великодушие.
А тут, вместе с кроткими мольбами жены, допекают его рассуждения и назойливые просьбы брата Любима, который говорит с ним
смело и решительно, без всяких умолчаний, подкрепляя просьбы свои доказательствами, взятыми из собственного опыта.
Здесь есть все — и грубость, и отсутствие честности, и трусость, и порывы великодушия, — и все это покрыто такой тупоумной глупостью, что даже люди, наиболее расположенные к славянофильству, не могли одобрить Тита Титыча Брускова, а
заметили только, что все-таки у него душа добрая…
Продолжая свою характеристику, она
замечает, что «насчет плутовства — он, точно, старик хитрый; но хоть и плутоват, а человек темный.
Поэтому, прочитав бумажку, показанную ему Аграфеной Платоновной, он преспокойно
замечает: «Это, то есть, насчет грабежу.
Что ссориться-то!» Иванов входит в пущий азарт, и Брусков, с неудовольствием
замечая: «Ишь ты, какой сердитый!» — уходит с новыми ругательствами…
Ты молчи, не
смей разговаривать!..» И расписка отдана, и тут же разорвана Ивановым, а через несколько минут Брусков находит, что «деньги и все это — тлен» и что, следовательно, сын его может жениться на дочери Иванова, хоть она и бедна…
«Да помилуйте, тятенька, он не отдаст, возражает сын. «Я тебе приказываю, слышишь, — говорит Тит Титыч: — как он
смеет не отдать, когда я этого желаю?..
Вы не
смейте со мной разговаривать, — прибавляет он.
«А коли скажешь, что,
мол, тятенька, эта невеста не нравится: а, говорит, в солдаты отдам!.. ну, и шабаш!
Отец знает, что ученый лучше неученого, и сыну известно, что отец это знает, и сын хочет учиться, и все-таки отец запрещает, и сын не
смеет ослушаться!
Отчего Митя безответен пред Торцовым, Андрюша терзается, но не
смеет слова сказать Титу Титычу и пр.?
Настасья Панкратьевна ведь без всякой иронии, а, напротив, с заметным оттенком благоговения говорит своему мужу: «Кто вас, батюшка, Кит Китч,
смеет обидеть?
Но я не считаю себя преступным против чувства законности, ежели я совсем отказываюсь от условия (которое, надо
заметить, по самой своей сущности не может в этом случае быть срочным), добровольно лишаясь его выгод и за то не принимая на себя его обязанностей.
Настасья Панкратьева исчезает пред мужем, дышать не
смеет, а на сына тоже прикрикивает: «как ты смеешь?» да «с кем ты говоришь?» То же мы видели и в Аграфене Кондратьевне в «Своих людях».
Тишка
метет полы в доме Большова, бегает за водкой Подхалюзину и крадет целковые у хозяина, — и все это для него совершенно законно…
Хоть я, может быть, сердце свое надорвала через это, да по крайности я знаю, что я по закону живу, и никто мне в глаза насмеяться не
смеет».
Заметьте, как добр и чувствителен этот старик и как он в то же время жестокосерд единственно потому, что не имеет никакого сознания о нравственном значении личности и все привык подчинять только внешним законам, установленным самодурством.
Уж на что Тит Титыч Брусков, — и тот не
посмел очень вольничать над Ивановым и, пришедши домой, сознавался: «Они только тем и взяли, что я в их квартире был; а пришли бы они сюда, так я бы уж бы их уконтентовал».
Цитаты из русской классики со словом «сметь»
— Ничего, ничего, — с живостью подхватила она, — я знаю, я не вправе ничего требовать; я не безумная, поверьте; я не надеюсь, я не
смею надеяться на ваше прощение; я только осмеливаюсь просить вас, чтобы вы приказали мне, что мне делать, где мне жить? Я, как рабыня, исполню ваше приказание, какое бы оно ни было.
— Молчать! — закричал Дмитрий Федорович, — подождите, пока я выйду, а при мне не
смейте марать благороднейшую девицу… Уж одно то, что вы о ней осмеливаетесь заикнуться, позор для нее… Не позволю!
— Позволь мне не верить, — мягко возразил Степан Аркадьич. — Положение ее и мучительно для нее и безо всякой выгоды для кого бы то ни было. Она заслужила его, ты скажешь. Она знает это и не просит тебя; она прямо говорит, что она ничего не
смеет просить. Но я, мы все родные, все любящие ее просим, умоляем тебя. За что она мучается? Кому от этого лучше?
— Ах, сударыня, — заговорил он, — сударыня, графиня… графиня Ростова, коли не ошибаюсь… прошу извинить, извинить… не знал, сударыня. Видит Бог не знал, что вы удостоили нас своим посещением, к дочери зашел в таком костюме. Извинить прошу… видит Бог не знал, — повторил он так не натурально, ударяя на слово Бог и так неприятно, что княжна Марья стояла, опустив глаза, не
смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу. Наташа, встав и присев, тоже не знала, что̀ ей делать. Одна m-llе Bourienne приятно улыбалась.
— Сам-то медвежонок, а туда же, лоску учит. Не
смейте, сударь, впредь при матери говорить: «Версилов», равно и в моем присутствии, — не стерплю! — засверкала Татьяна Павловна.
Предложения со словом «сметь»
- Поэтому можно смело сказать, что основная проблема собственника, решившего разобраться с управлением бизнесом – это проблема выбора и проверки информации.
- Когда на практике мы встречаем такое описание пространства женщины, мы можем смело говорить о том, что место женщины − это весь дом, и наличие места у остальных членов семьи не мешает ей их контролировать.
- Вот уж где можно смело сказать – мы знаем, что ничего не знаем о ней.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «сметь»
Значение слова «сметь»
СМЕТЬ, сме́ю, сме́ешь; несов., с неопр. (сов. посметь). 1. Иметь смелость, находить в себе смелость для чего-л.; осмеливаться. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова СМЕТЬ
Афоризмы русских писателей со словом «сметь»
- Женщины меня бесят. Они имеют дар ослеплять и ослепляться. Они упрямы, оттого что слабы. Они злопамятны, оттого что слабы… Им надобна беспрестанная пища для чувств, они не видят пороков в своих идолах, потому что их обожают; а оттого-то они не способны к дружбе, ибо дружба едва ли ослепляется! — Но можно ли бранить женщин? Можно: браните смело. У них столько же добродетели, сколько пороков.
- Дело не в том, чтобы никогда не делать ошибок, а в том, чтобы уметь сознавать их и великодушно, смело следовать своему сознанию.
- На непроглядный ужас жизни
Открой скорей, открой глаза,
Пока великая гроза
Все не смела в твоей отчизне…
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно