Неточные совпадения
Но, по одной из тех странных, для обыкновенного читателя, и очень досадных для автора, случайностей, которые так часто повторяются в нашей бедной литературе, — пьеса Островского
не только
не была играна на театре, но даже
не могла встретить подробной и серьезной оценки ни в одном журнале.
Это показыванье языка
было, разумеется,
не совсем удобно для серьезной речи о произведениях Островского; но и то нужно сказать, — кто же
мог сохранить серьезный вид, прочитав о Любиме Торцове такие стихи...
«Стало
быть,
была какая-нибудь причина?»
Может быть, действительно Островский так часто изменяет свое направление, что его характер до сих пор еще
не мог определиться?
Может быть, влияние кружка и действовало на него, в смысле признания известных отвлеченных теорий, но оно
не могло уничтожить в нем верного чутья действительной жизни,
не могло совершенно закрыть пред ним дороги, указанной ему талантом.
Исполнивши это, мы только представим в общем очерке то, что и без нас давно уже знакомо большинству читателей, но что у многих,
может быть,
не приведено в надлежащую стройность и единство.
Без сомнения, Островский сумел бы представить для удержания человека от пьянства какие-нибудь резоны более действительные, нежели колокольный звон; но что же делать, если Петр Ильич
был таков, что резонов
не мог понимать?
Чем более стремление это стесняется, тем его проявления бывают уродливее; но совсем
не быть они
не могут, пока человек
не совсем замер.
Уж и любить-то
есть кого;
не то что стрикулист чахлый…» Впрочем, в этом он,
может быть, и прав: недаром же у нас рисуются карикатуры пышных камелий во фраках, господ, живущих на счет чужих жен!..
Замышляя злостное банкротство, Большов и
не думает о том, что
может повредить благосостоянию заимодавцев и,
может быть, пустит несколько человек по миру.
Правило это,
может быть,
не имеет драматического интереса, — это уж как там угодно критикам; но оно имеет чрезвычайно обширное приложение во многих сферах нашей жизни.
Видно, что его,
может быть, от природы и
не слабую личность сильно подавили в свое время и отняли-таки у него значительную долю природной силы души.
А мораль, которую выводит для себя Большов из всей своей истории, — высший пункт, до которого
мог он подняться в своем нравственном развитии: «
Не гонись за большим,
будь доволен тем, что
есть; а за большим погонишься, и последнее отнимут!» Какую степень нравственного достоинства указывают нам эти слова!
Он
мог брать для своих изображений
не те жизненные факты, в которых известная идея отражаемся наилучшим образом,
мог давать им произвольную связь, толковать их
не совсем верно; но если художническое чутье
не изменило ему, если правда в произведении сохранена, — критика обязана воспользоваться им для объяснения действительности, равно как и для характеристики таланта писателя, но вовсе
не для брани его за мысли, которых он,
может быть, еще и
не имел.
За этот контраст и ухватились критики и наделали в своих разборах таких предположений, каких у автора,
может быть, и на уме никогда
не было.
Какая же необходимость
была воспитывать ее в таком блаженном неведении, что всякий ее
может обмануть?..» Если б они задали себе этот вопрос, то из ответа и оказалось бы, что всему злу корень опять-так
не что иное, как их собственное самодурство.
«Но, —
могут сказать нам, — несчастье, происшедшее в семействе Русаковых,
есть не более, как случай, совершенно выходящий из ряда обыкновенных явлений их жизни.
Он остановился на данной точке и все, что из нее выходит, обсуждает довольно правильно: он очень верно замечает, что дочь его
не трудно обмануть, что разговоры Арины Федотовны
могут быть для нее вредны, что невоспитанной купчихе
не сладко выходить за барина, и проч.
Кажется, чего бы лучше: воспитана девушка «в страхе да в добродетели», по словам Русакова, дурных книг
не читала, людей почти вовсе
не видела, выход имела только в церковь божию, вольнодумных мыслей о непочтении к старшим и о правах сердца
не могла ниоткуда набраться, от претензий на личную самостоятельность
была далека, как от мысли — поступить в военную службу…
Иначе и
не может он поступать,
не переставая
быть самодуром, так как первое требование образованности в том именно и состоит, чтобы отказаться от самодурства.
Будь это люди нормальные, с свободной волей и хоть с некоторой энергией, — ничто
не могло бы разлучить их, или по крайней мере разлука эта
не обошлась бы без тяжелой и страшной борьбы.
Кроме того, в нем
есть всегда неопределенный, смутный страх за свои права: он чувствует, что многих своих претензий
не может оправдать никаким правом, никаким общим законом…
Теперь, кажется,
не нужно доказывать, что таких намерений
не было у Островского: характер его литературной деятельности определился, и в одном из последующих своих произведений он сам произнес то слово, которое, по нашему мнению, всего лучше
может служить к характеристике направления его сатиры.
Этими словами Коршунов совершенно портит свое дело: он употребил именно ту форму, которой самодурство никак
не может переносить и которая сама опять-таки
есть не что иное, как нелепое порождение самодурства.
Гордей Карпыч окончательно сбит с толку и обессилен; сознание всего окружающего решительно мутится в его голове; он никак
не может отыскать своих мыслей, которые никогда и
не были крепко связаны между собой, а теперь уж совсем разлетелись в разные стороны.
Когда вы рассчитываете, как устроить свою жизнь, то, конечно,
не будете основывать своих расчетов на том, что,
может быть, выиграете большое состояние в лотерею.
Здесь
есть все — и грубость, и отсутствие честности, и трусость, и порывы великодушия, — и все это покрыто такой тупоумной глупостью, что даже люди, наиболее расположенные к славянофильству,
не могли одобрить Тита Титыча Брускова, а заметили только, что все-таки у него душа добрая…
Во-вторых — он ужасно боится всякого суда, потому что хоть и надеется на свои деньги, но все-таки
не может сообразить, прав ли он должен
быть по суду или нет, а знает только, что по суду тоже придется много денег заплатить.
Да, но те мальчики, верно, как-нибудь укрылись от мертвящего влияния самодурства,
не были заколочены с малолетства; оттого у них и
могла развиться некоторая решимость на борьбу с жизнью, некоторая сила воли.
Но я
не считаю себя преступным против чувства законности, ежели я совсем отказываюсь от условия (которое, надо заметить, по самой своей сущности
не может в этом случае
быть срочным), добровольно лишаясь его выгод и за то
не принимая на себя его обязанностей.
Хоть я,
может быть, сердце свое надорвала через это, да по крайности я знаю, что я по закону живу, и никто мне в глаза насмеяться
не смеет».
Эти бесчеловечные слова внушены просто тем, что старик совершенно
не в состоянии понять: как же это так — от мужа уйти! В его голове никак
не помещается такая мысль. Это для него такая нелепость, против которой он даже
не знает, как и возражать, — все равно, как бы нам сказали, что человек должен ходить на руках, а
есть ногами: что бы мы стали возражать?.. Он только и
может, что повторять беспрестанно: «Да как же это так?.. Да ты пойми, что это такое… Как же от мужа идти! Как же это!..»
Он обращается к Еремке, у которого
есть знакомый колдун, и спрашивает: «
Может он приворожить девку, чтоб любила, чтоб
не она надо мной, а я над ней куражился, как душе угодно?» Вот предмет его стремлений, вот любовь его: возможность куражиться над любимой женщиной, как душе угодно!..
Все это знают, благодетельница, что вы, если захотите, так
можете из грязи человекам сделать; а
не захотите, так
будь хоть семи пядей во лбу, — так в ничтожестве и пропадет.
Если б он
мог придумать выдавать их за тех, за кого они
не хотят и кто их брать
не хочет, то очень
может быть, что эта идея и понравилась бы ему…
Затем и самая манера у Карпа Карпыча другая: он с женой своей обращается хуже, чем Уланбекова с воспитанницей, он
не дает ей говорить, он даже,
может быть, бивал ее; но всё-таки жена
может ему. делать кое-какие замечания, а Надя перед Уланбековой совершенно безгласна.
С другой стороны, если бы надобности в материальных благах
не было для человека, то, конечно, Андрей Титыч
не стал бы так дрожать перед тятенькой, и Надя
могла бы
не жить у Уланбековой, и даже Тишка
не стал бы уважать Подхалюзина…
Но просто они
не могут поместить в голове мысли, что женщина
есть тоже человек равный им, имеющий свои права.
Мы
не будем останавливаться на этих лицах, потому что и так уже давно злоупотребляем терпением читателя; но
не можем не указать на сцены сватанья в «Бедной невесте».
А что она настаивает на согласии Маши выйти за Беневоленского, так это происходит от двух причин: во-первых, Беневоленский возьмется хлопотать об их деле в сенате, а во-вторых, она
не может представить, чтобы девушке
было не все равно, за кого ни выходить замуж.
Мыкин, в «Доходном месте»,
может быть, чист, потому что ни в каких общественных службах
не участвует, а «учительствует понемногу».
В примере Торцова можно отчасти видеть и выход из темного царства: стоило бы и другого братца, Гордея Карпыча, также проучить на хлебе, выпрошенном Христа ради, — тогда бы и он, вероятно, почувствовал желание «иметь работишку», чтобы жить честно… Но, разумеется, никто из окружающих Гордея Карпыча
не может и подумать о том, чтобы подвергнуть его подобному испытанию, и, следовательно, сила самодурства по-прежнему
будет удерживать мрак над всем, что только
есть в его власти!..