Шатова и отчасти его историю у Титовых несколько знали; поражены
были ужасом, что она, по ее словам всего только сутки родивши, бегает в такой одеже и в такой холод по улицам, с едва прикрытым младенцем в руках.
Неточные совпадения
— Боже, да ведь он хотел сказать каламбур! — почти в
ужасе воскликнула Лиза. — Маврикий Николаевич, не смейте никогда пускаться на этот путь! Но только до какой же степени вы эгоист! Я убеждена, к чести вашей, что вы сами на себя теперь клевещете; напротив; вы с утра до ночи
будете меня тогда уверять, что я стала без ноги интереснее! Одно непоправимо — вы безмерно высоки ростом, а без ноги я стану премаленькая, как же вы меня поведете под руку, мы
будем не пара!
Может
быть, этот взгляд
был излишне суров, может
быть, в нем выразилось отвращение, даже злорадное наслаждение ее испугом — если только не померещилось так со сна Марье Тимофеевне; но только вдруг, после минутного почти выжидания, в лице бедной женщины выразился совершенный
ужас; по нем пробежали судороги, она подняла, сотрясая их, руки и вдруг заплакала, точь-в-точь как испугавшийся ребенок; еще мгновение, и она бы закричала.
— Хуже, ты
был приживальщиком, то
есть лакеем добровольным. Лень трудиться, а на денежки-то у нас аппетит. Всё это и она теперь понимает; по крайней мере
ужас, что про тебя рассказала. Ну, брат, как я хохотал над твоими письмами к ней; совестно и гадко. Но ведь вы так развращены, так развращены! В милостыне
есть нечто навсегда развращающее — ты явный пример!
Супруги согласились во всем, всё
было забыто, и когда, в конце объяснения, фон Лембке все-таки стал на колени, с
ужасом вспоминая о главном заключительном эпизоде запрошлой ночи, то прелестная ручка, а за нею и уста супруги заградили пламенные излияния покаянных речей рыцарски деликатного, но ослабленного умилением человека.
— Всё поджог! Это нигилизм! Если что пылает, то это нигилизм! — услышал я чуть не с
ужасом, и хотя удивляться
было уже нечему, но наглядная действительность всегда имеет в себе нечто потрясающее.
— Ты сознаешь, Marie, сознаешь! — воскликнул Шатов. Она хотела
было сделать отрицательный знак головой, и вдруг с нею сделалась прежняя судорога. Опять она спрятала лицо в подушку и опять изо всей силы целую минуту сжимала до боли руку подбежавшего и обезумевшего от
ужаса Шатова.
— Друг мой, — прошамкал
было он в
ужасе.
Доктор Зальцфиш не
был при церемонии. Войдя внезапно, он пришел в
ужас и разогнал собрание, настаивая, чтобы больного не волновали.
Полиция тотчас же кинулась в Скворешники, и не по тому одному, что там
был парк, которого нигде у нас в другом месте не
было, а и по некоторому даже инстинкту, так как все
ужасы последних дней или прямо, или отчасти связаны
были со Скворешниками.
— Ты, конечно, знаешь: в деревнях очень беспокойно, возвратились солдаты из Маньчжурии и бунтуют, бунтуют! Это — между нами, Клим, но ведь они бежали, да, да! О, это
был ужас! Дядя покойника мужа, — она трижды, быстро перекрестила грудь, — генерал, участник турецкой войны, георгиевский кавалер, — плакал! Плачет и все говорит: разве это возможно было бы при Скобелеве, Суворове?
Неточные совпадения
Постой! уж скоро странничек // Доскажет
быль афонскую, // Как турка взбунтовавшихся // Монахов в море гнал, // Как шли покорно иноки // И погибали сотнями — // Услышишь шепот
ужаса, // Увидишь ряд испуганных, // Слезами полных глаз!
Мальчишка просто обезумел от
ужаса. Первым его движением
было выбросить говорящую кладь на дорогу; вторым — незаметным образом спуститься из телеги и скрыться в кусты.
Самый образ жизни Угрюм-Бурчеева
был таков, что еще более усугублял
ужас, наводимый его наружностию.
Глуповцы в
ужасе разбежались по кабакам и стали ждать, что
будет.
Этот
ужас смолоду часто заставлял его думать о дуэли и примеривать себя к положению, в котором нужно
было подвергать жизнь свою опасности.