Неточные совпадения
Не только «вихря», но даже и «обстоятельств» совсем потом не оказалось, по крайней
мере в этом случае.
Надо было по возможности напомнить о себе
в свете, по крайней
мере попытаться.
— Гм! Это, может быть, и неправда. По крайней
мере вы бы записывали и запоминали такие слова, знаете,
в случае разговора… Ах, Степан Трофимович, я с вами серьезно, серьезно ехала говорить!
Была будто бы кем-то обольщена
в своей чести, и за это вот господин Лебядкин, уже многие годы, будто бы с обольстителя ежегодную дань берет,
в вознаграждение благородной обиды, так по крайней
мере из его болтовни выходит — а по-моему, пьяные только слова-с.
По крайней
мере, говорит, я сама заметила
в нем некоторое постоянное беспокойство и стремление к особенным наклонностям.
Степан Трофимович ждал меня
в истерическом нетерпении. Уже с час как он воротился. Я застал его как бы пьяного; первые пять минут по крайней
мере я думал, что он пьян. Увы, визит к Дроздовым сбил его с последнего толку.
Он не был бы сам собою, если бы обошелся без дешевенького, каламбурного вольнодумства, так процветавшего
в его время, по крайней
мере теперь утешил себя каламбурчиком, но ненадолго.
Мы, напротив, тотчас решили с Кирилловым, что «мы, русские, пред американцами маленькие ребятишки и нужно родиться
в Америке или по крайней
мере сжиться долгими годами с американцами, чтобы стать с ними
в уровень».
За ним можно было бы, однако, послать куда-нибудь, а впрочем, наверно он сам сейчас явится, и, кажется, именно
в то самое время, которое как раз ответствует некоторым его ожиданиям и, сколько я по крайней
мере могу судить, его некоторым расчетам.
Кончилось тем, что когда Николаю Всеволодовичу пришлось тогда отправляться сюда, он, уезжая, распорядился о ее содержании и, кажется, довольно значительном ежегодном пенсионе, рублей
в триста по крайней
мере, если не более.
— Так и есть! — воскликнул он добродушно и шутливо. — Вижу, что вам уже всё известно. А я, как вышел отсюда, и задумался
в карете: «По крайней
мере надо было хоть анекдот рассказать, а то кто же так уходит?» Но как вспомнил, что у вас остается Петр Степанович, то и забота соскочила.
Прошло восемь дней. Теперь, когда уже всё прошло и я пишу хронику, мы уже знаем,
в чем дело; но тогда мы еще ничего не знали, и естественно, что нам представлялись странными разные вещи. По крайней
мере мы со Степаном Трофимовичем
в первое время заперлись и с испугом наблюдали издали. Я-то кой-куда еще выходил и по-прежнему приносил ему разные вести, без чего он и пробыть не мог.
Я прибежал только о воскресном случае, и то
в самую необходимую
меру, потому нельзя же ведь.
Кириллов присел на корточки пред своим чемоданом
в углу, всё еще не разобранным, но из которого вытаскивались вещи по
мере надобности. Он вытащил со дна ящик пальмового дерева, внутри отделанный красным бархатом, и из него вынул пару щегольских, чрезвычайно дорогих пистолетов.
— Очень знакомы; я слишком предвижу, к чему вы клоните. Вся ваша фраза и даже выражение народ-«богоносец» есть только заключение нашего с вами разговора, происходившего с лишком два года назад, за границей, незадолго пред вашим отъездом
в Америку… По крайней
мере сколько я могу теперь припомнить.
— Чего, однако же, вы хотите? — возвысил наконец голос Николай Всеволодович. — Я полчаса просидел под вашим кнутом, и по крайней
мере вы бы могли отпустить меня вежливо… если
в самом деле не имеете никакой разумной цели поступать со мной таким образом.
— Без сомнения.
В вашей обязанности по крайней
мере было объявить мне, наконец, вашу цель. Я всё ждал, что вы это сделаете, но нашел одну только исступленную злость. Прошу вас, отворите мне ворота.
— Пусть, но ведь это всё, что мне остается! — сбился совсем капитан. — Прежде за ее службу там
в углах по крайней
мере нам квартиру давали, а теперь что же будет, если вы меня совсем бросите?
Артемий Павлович, богатейший помещик нашей губернии, даже не так много и потерявший после манифеста, мало того, сам способный убедиться
в гуманности
меры и почти понять экономические выгоды реформы, вдруг почувствовал себя, с появления манифеста, как бы лично обиженным.
— Хуже, ты был приживальщиком, то есть лакеем добровольным. Лень трудиться, а на денежки-то у нас аппетит. Всё это и она теперь понимает; по крайней
мере ужас, что про тебя рассказала. Ну, брат, как я хохотал над твоими письмами к ней; совестно и гадко. Но ведь вы так развращены, так развращены!
В милостыне есть нечто навсегда развращающее — ты явный пример!
— Вот люди! — обратился вдруг ко мне Петр Степанович. — Видите, это здесь у нас уже с прошлого четверга. Я рад, что нынче по крайней
мере вы здесь и рассудите. Сначала факт: он упрекает, что я говорю так о матери, но не он ли меня натолкнул на то же самое?
В Петербурге, когда я был еще гимназистом, не он ли будил меня по два раза
в ночь, обнимал меня и плакал, как баба, и как вы думаете, что рассказывал мне по ночам-то? Вот те же скоромные анекдоты про мою мать! От него я от первого и услыхал.
У Юлии Михайловны, по старому счету, было двести душ, и, кроме того, с ней являлась большая протекция. С другой стороны, фон Лембке был красив, а ей уже за сорок. Замечательно, что он мало-помалу влюбился
в нее и
в самом деле, по
мере того как всё более и более ощущал себя женихом.
В день свадьбы утром послал ей стихи. Ей всё это очень нравилось, даже стихи: сорок лет не шутка. Вскорости он получил известный чин и известный орден, а затем назначен был
в нашу губернию.
Дело
в том, что молодой Верховенский с первого шагу обнаружил решительную непочтительность к Андрею Антоновичу и взял над ним какие-то странные права, а Юлия Михайловна, всегда столь ревнивая к значению своего супруга, вовсе не хотела этого замечать; по крайней
мере не придавала важности.
— Это
в здешних нравах, — сказал он, — по крайней
мере характерно и… смело; и, смотрите, все смеются, а негодуете одна вы.
Приехав три дня тому назад
в город, он к родственнице не явился, остановился
в гостинице и пошел прямо
в клуб —
в надежде отыскать где-нибудь
в задней комнате какого-нибудь заезжего банкомета или по крайней
мере стуколку.
Наши дамы стеснились у самой решетки, весело и смешливо шушукая. Стоявших на коленях и всех других посетителей оттеснили или заслонили, кроме помещика, который упорно остался на виду, ухватясь даже руками за решетку. Веселые и жадно-любопытные взгляды устремились на Семена Яковлевича, равно как лорнеты, пенсне и даже бинокли; Лямшин по крайней
мере рассматривал
в бинокль. Семен Яковлевич спокойно и лениво окинул всех своими маленькими глазками.
По ее настоянию были, например, проведены две или три
меры, чрезвычайно рискованные и чуть ли не противозаконные,
в видах усиления губернаторской власти.
Лембке не только всё подписывал, но даже и не обсуждал вопроса о
мере участия своей супруги
в исполнении его собственных обязанностей.
Сомнения не было, что сошел с ума, по крайней
мере обнаружилось, что
в последнее время он замечен был
в самых невозможных странностях.
— А я думал, если человек два дня сряду за полночь читает вам наедине свой роман и хочет вашего мнения, то уж сам по крайней
мере вышел из этих официальностей… Меня Юлия Михайловна принимает на короткой ноге; как вас тут распознаешь? — с некоторым даже достоинством произнес Петр Степанович. — Вот вам кстати и ваш роман, — положил он на стол большую, вескую, свернутую
в трубку тетрадь, наглухо обернутую синею бумагой.
По крайней
мере старые сомнения падали
в прах.
Мне кажется, молодой человек наконец догадался, что тот если и не считал его коноводом всего тайно-революционного
в целой России, то по крайней
мере одним из самых посвященных
в секреты русской революции и имеющим неоспоримое влияние на молодежь.
Пошли они, разумеется, из великодушного стыда, чтобы не сказали потом, что они не посмели пойти; но все-таки Петр Верховенский должен бы был оценить их благородный подвиг и по крайней
мере рассказать им
в награждение какой-нибудь самый главный анекдот.
— Я хотел изложить собранию мою книгу по возможности
в сокращенном виде; но вижу, что потребуется еще прибавить множество изустных разъяснений, а потому всё изложение потребует по крайней
мере десяти вечеров, по числу глав моей книги.
Меры, предлагаемые автором для отнятия у девяти десятых человечества воли и переделки его
в стадо, посредством перевоспитания целых поколений, — весьма замечательны, основаны на естественных данных и очень логичны.
— А про то, что аффилиации, какие бы ни были, делаются по крайней
мере глаз на глаз, а не
в незнакомом обществе двадцати человек! — брякнул хромой. Он высказался весь, но уже слишком был раздражен. Верховенский быстро оборотился к обществу с отлично подделанным встревоженным видом.
Он у нас действительно летал и любил летать
в своих дрожках с желтым задком, и по
мере того как «до разврата доведенные пристяжные» сходили всё больше и больше с ума, приводя
в восторг всех купцов из Гостиного ряда, он подымался на дрожках, становился во весь рост, придерживаясь за нарочно приделанный сбоку ремень, и, простирая правую руку
в пространство, как на монументах, обозревал таким образом город.
Догадавшись, что сглупил свыше
меры, — рассвирепел до ярости и закричал, что «не позволит отвергать бога»; что он разгонит ее «беспардонный салон без веры»; что градоначальник даже обязан верить
в бога, «а стало быть, и жена его»; что молодых людей он не потерпит; что «вам, вам, сударыня, следовало бы из собственного достоинства позаботиться о муже и стоять за его ум, даже если б он был и с плохими способностями (а я вовсе не с плохими способностями!), а между тем вы-то и есть причина, что все меня здесь презирают, вы-то их всех и настроили!..» Он кричал, что женский вопрос уничтожит, что душок этот выкурит, что нелепый праздник по подписке для гувернанток (черт их дери!) он завтра же запретит и разгонит; что первую встретившуюся гувернантку он завтра же утром выгонит из губернии «с казаком-с!».
— Довольно! — проговорил фон Лембке, энергически схватив испуганного Степана Трофимовича за руку и изо всех сил сжимая ее
в своей. — Довольно, флибустьеры нашего времени определены. Ни слова более.
Меры приняты…
— А то приедут филантропами, а кончат всё тем же, не замечая, что оно для самой филантропии необходимо», — так по крайней
мере рассудили
в клубе.
Но покамест он визжал без толку и без порядку, нарушался порядок и
в зале. Многие повскочили с мест, иные хлынули вперед, ближе к эстраде. Вообще всё это произошло гораздо быстрее, чем я описываю, и
мер не успели принять. Может, тоже и не хотели.
— Он оскорбил общество!.. Верховенского! — заревели неистовые. Хотели даже броситься за ним
в погоню. Унять было невозможно, по крайней
мере в ту минуту, и — вдруг окончательная катастрофа как бомба разразилась над собранием и треснула среди его: третий чтец, тот маньяк, который всё махал кулаком за кулисами, вдруг выбежал на сцену.
По крайней
мере густая и чрезвычайно разнородная толпа, его окружавшая,
в которой вместе со всяким людом были и господа и даже соборный протопоп, хотя и слушали его с любопытством и удивлением, но никто из них с ним не заговаривал и не пробовал его отвести.
— Нимало; эта каналья ничего не сумела устроить как следует. Но я рад по крайней
мере, что вы так спокойны… потому что хоть вы и ничем тут не виноваты, ни даже мыслью, но ведь все-таки. И притом согласитесь, что всё это отлично обертывает ваши дела: вы вдруг свободный вдовец и можете сию минуту жениться на прекрасной девице с огромными деньгами, которая, вдобавок, уже
в ваших руках. Вот что может сделать простое, грубое совпадение обстоятельств — а?
Петр Верховенский
в заседании хотя и позвал Липутина к Кириллову, чтоб удостовериться, что тот примет
в данный момент «дело Шатова» на себя, но, однако,
в объяснениях с Кирилловым ни слова не сказал про Шатова, даже не намекнул, — вероятно считая неполитичным, а Кириллова даже и неблагонадежным, и оставив до завтра, когда уже всё будет сделано, а Кириллову, стало быть, будет уже «всё равно»; по крайней
мере так рассуждал о Кириллове Петр Степанович.
— Видала я глупых отцов
в таких случаях, тоже с ума сходят. Но ведь те по крайней
мере…
— Ни слова не говорить нельзя, если вы сами не лишились рассудка; так я и понимаю об вас
в этом положении. По крайней
мере надо о деле: скажите, заготовлено у вас что-нибудь? Отвечайте вы, Шатов, ей не до того.
Выстрел, кажется, был не очень громок, по крайней
мере в Скворешниках ничего не слыхали.
У него мелькнуло
в ту минуту, что он не читал Евангелия по крайней
мере лет тридцать и только разве лет семь назад припомнил из него капельку лишь по Ренановой книге «Vie de Jésus».