Неточные совпадения
Воспитанный Алеша Телятников отдалился еще
шага на три к окну, а полковник кашлянул за «Голосом».
Проклятие
на эту минуту: я, кажется, оробел и смотрел подобострастно! Он мигом всё это заметил и, конечно, тотчас же всё узнал, то есть узнал, что мне уже известно, кто он такой, что я его читал и благоговел пред ним с самого детства, что я теперь оробел и смотрю подобострастно. Он улыбнулся, кивнул еще раз головой и пошел прямо, как я указал ему. Не знаю, для чего я поворотил за ним назад; не знаю, для чего я пробежал подле него десять
шагов. Он вдруг опять остановился.
В это мгновение из соседних комнат опять послышался какой-то необычный шум
шагов и голосов, подобный давешнему, и вдруг
на пороге показалась запыхавшаяся и «расстроенная» Прасковья Ивановна. Маврикий Николаевич поддерживал ее под руку.
Он было разлетелся в гостиную, но вдруг споткнулся в дверях о ковер. Марья Тимофеевна так и померла со смеху. Он зверски поглядел
на нее и вдруг сделал несколько быстрых
шагов к Варваре Петровне.
— Ах, Лизавета Николаевна, как я рад, что встречаю вас с первого же
шагу, очень рад пожать вашу руку, — быстро подлетел он к ней, чтобы подхватить протянувшуюся к нему ручку весело улыбнувшейся Лизы, — и, сколько замечаю, многоуважаемая Прасковья Ивановна тоже не забыла, кажется, своего «профессора» и даже
на него не сердится, как всегда сердилась в Швейцарии.
Капитан поклонился, шагнул два
шага к дверям, вдруг остановился, приложил руку к сердцу, хотел было что-то сказать, не сказал и быстро побежал вон. Но в дверях как раз столкнулся с Николаем Всеволодовичем; тот посторонился; капитан как-то весь вдруг съежился пред ним и так и замер
на месте, не отрывая от него глаз, как кролик от удава. Подождав немного, Николай Всеволодович слегка отстранил его рукой и вошел в гостиную.
— По чрезвычайному дождю грязь по здешним улицам нестерпимая, — доложил Алексей Егорович, в виде отдаленной попытки в последний раз отклонить барина от путешествия. Но барин, развернув зонтик, молча вышел в темный, как погреб, отсырелый и мокрый старый сад. Ветер шумел и качал вершинами полуобнаженных деревьев, узенькие песочные дорожки были топки и скользки. Алексей Егорович шел как был, во фраке и без шляпы, освещая путь
шага на три вперед фонариком.
Николай Всеволодович запер дверь, положил ключ в карман и пошел по проулку, увязая с каждым
шагом вершка
на три в грязь.
Убавив
шагу, Николай Всеволодович принагнулся рассмотреть, насколько это возможно было в темноте: человек росту невысокого и вроде как бы загулявшего мещанинишки; одет не тепло и неприглядно;
на лохматой, курчавой голове торчал суконный мокрый картуз с полуоторванным козырьком.
Шагов еще за тридцать Николай Всеволодович отличил стоявшую
на крылечке фигуру высокого ростом человека, вероятно хозяина помещения, вышедшего в нетерпении посмотреть
на дорогу.
Николай Всеволодович опять молча и не оборачиваясь пошел своею дорогой; но упрямый негодяй все-таки не отстал от него, правда теперь уже не растабарывая и даже почтительно наблюдая дистанцию
на целый
шаг позади. Оба прошли таким образом мост и вышли
на берег,
на этот раз повернув налево, тоже в длинный и глухой переулок, но которым короче было пройти в центр города, чем давешним путем по Богоявленской улице.
Барьер отмерили, противников расставили, экипаж и лошадей с лакеями отослали
шагов на триста назад.
Гаганов тотчас же поднял пистолет и
на пятом или шестом
шаге выстрелил.
Фон Лембке не уступил ей ни
шагу и объявил, что не покинет Блюма ни за что
на свете и не отдалит от себя, так что она наконец удивилась и принуждена была позволить Блюма.
— И однако ж, это может быть устроено деликатнейше, совершенно негласно; вы же имеете все полномочия, — почтительно, но упорно настаивал
на чем-то Блюм, сгорбив спину и придвигаясь всё ближе и ближе мелкими
шагами к Андрею Антоновичу.
Ставрогин старался ускорить
шаг и добраться поскорее домой. «Если этот человек пьян, то где же он успел напиться, — приходило ему
на ум. — Неужели коньяк?»
— Может, и брежу, может, и брежу! — подхватил тот скороговоркой, — но я выдумал первый
шаг. Никогда Шигалеву не выдумать первый
шаг. Много Шигалевых! Но один, один только человек в России изобрел первый
шаг и знает, как его сделать. Этот человек я. Что вы глядите
на меня? Мне вы, вы надобны, без вас я нуль. Без вас я муха, идея в стклянке, Колумб без Америки.
«Господи!» — послышалось из толпы. Какой-то парень начал креститься; три, четыре человека действительно хотели было стать
на колени, но другие подвинулись всею громадой
шага на три вперед и вдруг все разом загалдели: «Ваше превосходительство… рядили по сороку… управляющий… ты не моги говорить» и т. д., и т. д. Ничего нельзя было разобрать.
И он, дрожа от негодования и с непомерным желанием вызова, перевел свой грозный обличительный перст
на стоявшего в двух
шагах и выпучившего
на нас глаза Флибустьерова.
Лембке вдруг вошел быстрыми
шагами, в сопровождении полицеймейстера, рассеянно поглядел
на нас и, не обратив внимания, прошел было направо в кабинет, но Степан Трофимович стал пред ним и заслонил дорогу. Высокая, совсем непохожая
на других фигура Степана Трофимовича произвела впечатление; Лембке остановился.
Он поднял руку, потер ею лоб, тряхнул своею мохнатою головой и, как будто решившись
на всё, шагнул два
шага вперед и — вдруг фыркнул смехом, не громким, но заливчатым, длинным, счастливым, от которого заколыхалась вся его дебелая масса и съежились глазки.
Он стоял
на обломках забора; налево от него,
шагах в тридцати, высился черный скелет уже совсем почти догоревшего двухэтажного деревянного дома, с дырьями вместо окон в обоих этажах, с провалившеюся крышей и с пламенем, всё еще змеившимся кое-где по обугленным бревнам.
Обнаружился один странный факт: совсем
на краю квартала,
на пустыре, за огородами, не менее как в пятидесяти
шагах от других строений, стоял один только что отстроенный небольшой деревянный дом, и этот-то уединенный дом загорелся чуть не прежде всех, при самом начале пожара.
— Правда, правда. Сидит у садовой решетки. Отсюда, — отсюда в
шагах трехстах, я думаю. Я поскорее мимо него, но он меня видел. Вы не знали? В таком случае очень рад, что не забыл передать. Вот этакой-то всего опаснее
на случай, если с ним револьвер, и, наконец, ночь, слякоть, естественная раздражительность, — потому что ведь каковы же его обстоятельства-то, ха-ха! Как вы думаете, зачем он сидит?
— Ну что ж, что знаете! Помилуйте, дождь, туман (вот, однако ж, обязанность священную натащил!)… Слушайте, Лизавета Николаевна, одно из двух: или вы со мной
на дрожках, тогда подождите и ни
шагу вперед, потому что если еще
шагов двадцать, то нас непременно заметит Маврикий Николаевич.
Он остановился. Лиза летела как птица, не зная куда, и Петр Степанович уже
шагов на пятьдесят отстал от нее. Она упала, споткнувшись о кочку. В ту же минуту сзади, в стороне, раздался ужасный крик, крик Маврикия Николаевича, который видел ее бегство и падение и бежал к ней чрез поле. Петр Степанович в один миг отретировался в ворота ставрогинского дома, чтобы поскорее сесть
на свои дрожки.
Кажется, был такой миг, что он от нее отстал
шага на два за теснотой или его оттерли.
В уме Липутина пронеслось, как молния: «Повернусь и пойду назад: если теперь не повернусь, никогда не пойду назад». Так думал он ровно десять
шагов, но
на одиннадцатом одна новая и отчаянная мысль загорелась в его уме: он не повернулся и не пошел назад.
Она не ответила и в бессилии закрыла глаза. Бледное ее лицо стало точно у мертвой. Она заснула почти мгновенно. Шатов посмотрел кругом, поправил свечу, посмотрел еще раз в беспокойстве
на ее лицо, крепко сжал пред собой руки и
на цыпочках вышел из комнаты в сени.
На верху лестницы он уперся лицом в угол и простоял так минут десять, безмолвно и недвижимо. Простоял бы и дольше, но вдруг внизу послышались тихие, осторожные
шаги. Кто-то подымался вверх. Шатов вспомнил, что забыл запереть калитку.
— Ах, бог мой, простите, понимаю, меня только ошеломило… Но я понимаю, понимаю. Но… но — неужели Арина Прохоровна придет? Вы сказали сейчас, что она пошла? Знаете, ведь это неправда. Видите, видите, видите, как вы говорите неправду
на каждом
шагу.
В это мгновение
шагах в двухстах, из парка, со стороны пруда, раздался свисток. Липутин тотчас же ответил, еще по вчерашнему уговору, тоже свистком (для этого он, не надеясь
на свой довольно беззубый рот, еще утром купил
на базаре за копейку глиняную детскую свистульку). Эркель успел дорогой предупредить Шатова, что будут свистки, так что у того не зародилось никакого сомнения.
Но когда Виргинский отскочил в испуге
шагов на десять в сторону, то Лямшин вдруг, увидев Петра Степановича, завопил опять и бросился уже к нему.
Мужик и баба выпуча глаза смотрели
на Степана Трофимовича, а Степан Трофимович так же точно смотрел
на них, но когда уже пропустил их мимо себя
шагов на двадцать, вдруг торопливо встал и пошел догонять.
Не больше как через три-четыре минуты (кабак был в двух
шагах) очутилась пред Степаном Трофимовичем
на столе косушка и большая зеленоватая рюмка.