Неточные совпадения
Ну,
вот эту-то поэму и нашли тогда опасною.
—
Ну,
вот видите, как раз и сошлось.
— Да всё это такие пустяки-с… то есть этот капитан, по всем видимостям, уезжал от нас тогда не для фальшивых бумажек, а единственно затем только, чтоб эту сестрицу свою разыскать, а та будто бы от него пряталась в неизвестном месте;
ну а теперь привез,
вот и вся история.
— Его Алексей Нилыч подымут. Знаете ли, что я сейчас от него узнал? — болтал он впопыхах. — Стишки-то слышали?
Ну,
вот он эти самые стихи к «Звезде-амазонке» запечатал и завтра посылает к Лизавете Николаевне за своею полною подписью. Каков!
— А
вот же вам в наказание и ничего не скажу дальше! А ведь как бы вам хотелось услышать? Уж одно то, что этот дуралей теперь не простой капитан, а помещик нашей губернии, да еще довольно значительный, потому что Николай Всеволодович ему всё свое поместье, бывшие свои двести душ на днях продали, и
вот же вам бог, не лгу! сейчас узнал, но зато из наивернейшего источника.
Ну, а теперь дощупывайтесь-ка сами; больше ничего не скажу; до свиданья-с!
Ну,
вот и я готов победить себя, и женюсь, а между тем что завоюю вместо целого-то мира?
— Знаешь что, друг мой Прасковья Ивановна, ты, верно, опять что-нибудь вообразила себе, с тем вошла сюда. Ты всю жизнь одним воображением жила. Ты
вот про пансион разозлилась; а помнишь, как ты приехала и весь класс уверила, что за тебя гусар Шаблыкин посватался, и как madame Lefebure тебя тут же изобличила во лжи. А ведь ты и не лгала, просто навоображала себе для утехи.
Ну, говори: с чем ты теперь? Что еще вообразила, чем недовольна?
—
Ну верю, верю, что любишь, убери свои руки. Ведь ты мешаешь другим… Ах,
вот и Николай Всеволодович, да не шали же, прошу тебя, наконец!
Кириллов, тут бывший (чрезвычайный оригинал, Варвара Петровна, и чрезвычайно отрывистый человек; вы, может быть, когда-нибудь его увидите, он теперь здесь),
ну так
вот, этот Кириллов, который, по обыкновению, всё молчит, а тут вдруг разгорячился, заметил, я помню, Николаю Всеволодовичу, что тот третирует эту госпожу как маркизу и тем окончательно ее добивает.
Ну пусть, наконец, чудачество — но ведь более-то уж ничего нельзя сказать; а между тем теперь
вот из этого сделали историю…
— То-то
вот и есть, вы всегда подкосите
вот этою вашею логикой, черт…
ну, черт… эта «светлая личность», этот «студент» — это Шатов…
вот вам и всё!
— Шатов, это «студент»,
вот про которого здесь упоминается. Он здесь живет; бывший крепостной человек,
ну,
вот пощечину дал.
— То есть это
вот что, — рванулся Петр Степанович, — значит, что он написал здесь, полгода назад, эти стихи, но здесь не мог отпечатать,
ну, в тайной типографии какой-нибудь — и потому просит напечатать за границей… Кажется, ясно?
—
Ну да
вот инженер приезжий, был секундантом у Ставрогина, маньяк, сумасшедший; подпоручик ваш действительно только, может, в белой горячке,
ну, а этот уж совсем сумасшедший, — совсем, в этом гарантирую. Эх, Андрей Антонович, если бы знало правительство, какие это сплошь люди, так на них бы рука не поднялась. Всех как есть целиком на седьмую версту; я еще в Швейцарии да на конгрессах нагляделся.
—
Ну да, конечно, стало быть, сам. Мало ли что мне там показывали. А что эти
вот стихи, так это будто покойный Герцен написал их Шатову, когда еще тот за границей скитался, будто бы на память встречи, в похвалу, в рекомендацию,
ну, черт… а Шатов и распространяет в молодежи. Самого, дескать, Герцена обо мне мнение.
Только
вот что-с: в случае постепенного разрешения задачи пропагандой я хоть что-нибудь лично выигрываю,
ну хоть приятно поболтаю, а от начальства так и чин получу за услуги социальному делу.
—
Ну, чего плакать! Вам непременно надо сцену? На ком-нибудь злобу сорвать?
Ну и рвите на мне, только скорее, потому что время идет, а надо решиться. Напортили чтением, скрасим балом.
Вот и князь того же мнения. Да-с, не будь князя, чем бы у вас там кончилось?
— Ну-с, я бы не сгорел, а его самого изжарил. Публика-то ведь права. А кто опять виноват в Кармазинове? Навязывал я вам его или нет? Участвовал в его обожании или нет?
Ну да черт с ним, а
вот третий маньяк, политический,
ну это другая статья. Тут уж все дали маху, а не мой один заговор.
—
Ну так
вот именно вам теперь и явиться, чтобы показать этим дуракам.
Вот видите, я пред вами, столького от вас ожидая, ничего не потаю:
ну да, у меня уже давно эта идейка об огне созревала, так как она столь народна и популярна; но ведь я берег ее на критический час, на то драгоценное мгновение, когда мы все встанем и…
—
Ну что ж, что знаете! Помилуйте, дождь, туман (
вот, однако ж, обязанность священную натащил!)… Слушайте, Лизавета Николаевна, одно из двух: или вы со мной на дрожках, тогда подождите и ни шагу вперед, потому что если еще шагов двадцать, то нас непременно заметит Маврикий Николаевич.
— А,
ну, черт… Лизавета Николаевна, — опикировался вдруг Петр Степанович, — я ведь, собственно, тут для вас же… мне ведь что… Я вам услужил вчера, когда вы сами того захотели, а сегодня…
Ну,
вот отсюда видно Маврикия Николаевича, вон он сидит, нас не видит. Знаете, Лизавета Николаевна, читали вы «Полиньку Сакс»?
— Есть такая повесть, «Полинька Сакс». Я еще студентом читал… Там какой-то чиновник, Сакс, с большим состоянием, арестовал на даче жену за неверность… А,
ну, черт, наплевать!
Вот увидите, что Маврикий Николаевич еще до дому сделает вам предложение. Он нас еще не видит.
—
Ну, если можно обойтись без гостиницы, то все-таки необходимо разъяснить дело. Вспомните, Шатов, что мы прожили с вами брачно в Женеве две недели и несколько дней,
вот уже три года как разошлись, без особенной, впрочем, ссоры. Но не подумайте, чтоб я воротилась что-нибудь возобновлять из прежних глупостей. Я воротилась искать работы, и если прямо в этот город, то потому, что мне всё равно. Я не приехала в чем-нибудь раскаиваться; сделайте одолжение, не подумайте еще этой глупости.
Ну,
ну, хорошо, только
вот что, господа, — кончила она наконец прибираться, — мне идти пора.
—
Ну, где же у вас тут заступ и нет ли еще другого фонаря? Да не бойтесь, тут ровно нет никого, и в Скворешниках теперь, хотя из пушек отсюдова пали, не услышат. Это
вот здесь,
вот тут, на самом этом месте…
—
Ну, Эркель, — торопливо и с занятым видом протянул в последний раз руку уже из окна вагона Петр Степанович, — я ведь
вот сажусь с ними играть.
— Подожди, Степан Трофимович, подожди, голубчик! — уговаривала она его как ребенка, —
ну подожди же, подожди,
вот Дарья воротится и… Ах, боже мой, хозяйка, хозяйка, да приди хоть ты, матушка!
—
Ну,
вот она вам. Не съела же я ее. Вы думали, что я ее так и съела.
Неточные совпадения
Анна Андреевна.
Ну,
вот нарочно, чтобы только поспорить. Говорят тебе — не Добчинский.
«Ах, боже мой!» — думаю себе и так обрадовалась, что говорю мужу: «Послушай, Луканчик,
вот какое счастие Анне Андреевне!» «
Ну, — думаю себе, — слава богу!» И говорю ему: «Я так восхищена, что сгораю нетерпением изъявить лично Анне Андреевне…» «Ах, боже мой! — думаю себе.
Аммос Федорович (в сторону).
Вот выкинет штуку, когда в самом деле сделается генералом!
Вот уж кому пристало генеральство, как корове седло!
Ну, брат, нет, до этого еще далека песня. Тут и почище тебя есть, а до сих пор еще не генералы.
Городничий. И не рад, что напоил.
Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так
вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Вот теперь трактирщик сказал, что не дам вам есть, пока не заплатите за прежнее;
ну, а коли не заплатим?