Неточные совпадения
Престарелый генерал Иван Иванович Дроздов,
прежний друг и сослуживец покойного генерала Ставрогина,
человек достойнейший (но в своем роде) и которого все мы здесь знаем, до крайности строптивый и раздражительный, ужасно много евший и ужасно боявшийся атеизма, заспорил на одном из вечеров Варвары Петровны с одним знаменитым юношей.
Все письма его были коротенькие, сухие, состояли из одних лишь распоряжений, и так как отец с сыном еще с самого Петербурга были, по-модному, на ты, то и письма Петруши решительно имели вид тех старинных предписаний
прежних помещиков из столиц их дворовым
людям, поставленным ими в управляющие их имений.
— О, такова ли она была тогда! — проговаривался он иногда мне о Варваре Петровне. — Такова ли она была прежде, когда мы с нею говорили… Знаете ли вы, что тогда она умела еще говорить? Можете ли вы поверить, что у нее тогда были мысли, свои мысли. Теперь всё переменилось! Она говорит, что всё это одна только старинная болтовня! Она презирает
прежнее… Теперь она какой-то приказчик, эконом, ожесточенный
человек, и всё сердится…
Человек этот слишком круто изменил, на мой взгляд, свои
прежние, может быть слишком молодые, но все-таки правильные мысли.
Читатель глуп по-прежнему, следовало бы его умным
людям расталкивать, а вы…
— Ну, да я вам не обязан отчетами в
прежней жизни, — махнул он рукой, — всё это ничтожно, всё это три с половиной
человека, а с заграничными и десяти не наберется, а главное — я понадеялся на вашу гуманность, на ум.
— Cher monsieur Karmazinoff, [Дорогой господин Кармазинов (фр.).] — заговорил Степан Трофимович, картинно усевшись на диване и начав вдруг сюсюкать не хуже Кармазинова, — cher monsieur Karmazinoff, жизнь
человека нашего
прежнего времени и известных убеждений, хотя бы и в двадцатипятилетний промежуток, должна представляться однообразною…
— Я прочту-с, с позволения публики, — покривился опять Липутин всё с тою же сахарною улыбкой. Он все-таки как бы не решался, и мне даже показалось, что он в волнении. При всей дерзости этих
людей все-таки иногда они спотыкаются. Впрочем, семинарист не споткнулся бы, а Липутин всё же принадлежал к обществу
прежнему.
— Не оскорбляйте же меня первый. Благодарю вас за всё
прежнее, но повторяю, что я всё покончил с
людьми, с добрыми и злыми. Я пишу письмо к Дарье Павловне, которую так непростительно забывал до сих пор. Завтра снесите его, если хотите, а теперь «merci».
Только это одно спасет всех
людей и в следующем же поколении переродит физически; ибо в теперешнем физическом виде, сколько я думал, нельзя быть
человеку без
прежнего бога никак.
— Я бы не была с ним счастлива: я не забыла бы
прежнего человека никогда и никогда не поверила бы новому человеку. Я слишком тяжело страдала, — шептала она, кладя щеку свою на руку бабушки, — но ты видела меня, поняла и спасла… ты — моя мать!.. Зачем же спрашиваешь и сомневаешься? Какая страсть устоит перед этими страданиями? Разве возможно повторять такую ошибку!.. Во мне ничего больше нет… Пустота — холод, и если б не ты — отчаяние…
Члены общества, точно сговорившись, умирают, сходят с ума, проворовываются, стреляются или вешаются, освобождается вакансия за вакансией, повышения следуют за повышениями, вливаются новые элементы, и, смотришь, через два года нет на месте никого из
прежних людей, все новое, если только учреждение не распалось окончательно, не расползлось вкось.
Неточные совпадения
Величавая дикость
прежнего времени исчезла без следа; вместо гигантов, сгибавших подковы и ломавших целковые, явились
люди женоподобные, у которых были на уме только милые непристойности.
И второе искушение кончилось. Опять воротился Евсеич к колокольне и вновь отдал миру подробный отчет. «Бригадир же, видя Евсеича о правде безнуждно беседующего, убоялся его против
прежнего не гораздо», — прибавляет летописец. Или, говоря другими словами, Фердыщенко понял, что ежели
человек начинает издалека заводить речь о правде, то это значит, что он сам не вполне уверен, точно ли его за эту правду не посекут.
После краткого отдыха, состоящего в маршировке,
люди снова строятся и
прежним порядком разводятся на работы впредь до солнечного заката.
— Не понимаю тебя, — сказал Левин, поднимаясь на своем сене, — как тебе не противны эти
люди. Я понимаю, что завтрак с лафитом очень приятен, но неужели тебе не противна именно эта роскошь? Все эти
люди, как прежде наши откупщики, наживают деньги так, что при наживе заслуживают презрение
людей, пренебрегают этим презрением, а потом бесчестно нажитым откупаются от
прежнего презрения.
Более всего его при этом изумляло и расстраивало то, что большинство
людей его круга и возраста, заменив, как и он,
прежние верования такими же, как и он, новыми убеждениями, не видели в этом никакой беды и были совершенно довольны и спокойны.