Неточные совпадения
Но, кроме этой, оказались и другие причины отказа от места воспитателя: его соблазняла гремевшая в то время
слава одного незабвенного профессора, и он, в
свою очередь, полетел на кафедру, к которой готовился, чтобы испробовать и
свои орлиные крылья.
В сорок седьмом году Белинский, будучи за границей,
послал к Гоголю известное
свое письмо и в нем горячо укорял того, что тот верует “„в какого-то бога”.
— Пятью. Мать ее в Москве хвост обшлепала у меня на пороге; на балы ко мне, при Всеволоде Николаевиче, как из милости напрашивалась. А эта, бывало, всю ночь одна в углу сидит без танцев, со
своею бирюзовою мухой на лбу, так что я уж в третьем часу, только из жалости, ей первого кавалера
посылаю. Ей тогда двадцать пять лет уже было, а ее всё как девчонку в коротеньком платьице вывозили. Их пускать к себе стало неприлично.
Степан Трофимович постоял с минуту в раздумье, как-то не глядя посмотрел на меня, взял
свою шляпу, палку и тихо
пошел из комнаты. Я опять за ним, как и давеча. Выходя из ворот, он, заметив, что я провожаю его, сказал...
— Его Алексей Нилыч подымут. Знаете ли, что я сейчас от него узнал? — болтал он впопыхах. — Стишки-то слышали? Ну, вот он эти самые стихи к «Звезде-амазонке» запечатал и завтра
посылает к Лизавете Николаевне за
своею полною подписью. Каков!
Губернаторша
пошла к кресту первая, но, не дойдя двух шагов, приостановилась, видимо желая уступить дорогу Варваре Петровне, с
своей стороны подходившей слишком уж прямо и как бы не замечая никого впереди себя.
— Лучше всего, когда он к вам придет, — подхватила вдруг Марья Тимофеевна, высовываясь из
своего кресла, — то
пошлите его в лакейскую. Пусть он там на залавке в
свои козыри с ними поиграет, а мы будем здесь сидеть кофей пить. Чашку-то кофею еще можно ему
послать, но я глубоко его презираю.
Она что-то хотела еще прибавить, но скрепила себя и смолкла. Лиза
пошла было к
своему месту, всё в том же молчании и как бы в задумчивости, но вдруг остановилась пред мамашей.
Также и то, что дня через два после
своего визита Юлия Михайловна
посылала узнать о здоровье Варвары Петровны нарочного.
— Вы атеист, потому что вы барич, последний барич. Вы потеряли различие зла и добра, потому что перестали
свой народ узнавать.
Идет новое поколение, прямо из сердца народного, и не узнаете его вовсе ни вы, ни Верховенские, сын и отец, ни я, потому что я тоже барич, я, сын вашего крепостного лакея Пашки… Слушайте, добудьте бога трудом; вся суть в этом, или исчезнете, как подлая плесень; трудом добудьте.
Спокойно и точно, как будто дело
шло о самом обыденном домашнем распоряжении, Николай Всеволодович сообщил ему, что на днях, может быть даже завтра или послезавтра, он намерен
свой брак сделать повсеместно известным, «как полиции, так и обществу», а стало быть, кончится сам собою и вопрос о фамильном достоинстве, а вместе с тем и вопрос о субсидиях.
Он положил про себя, что тот бесстыдный трус; понять не мог, как тот мог снести пощечину от Шатова; таким образом и решился наконец
послать то необычайное по грубости
своей письмо, которое побудило наконец самого Николая Всеволодовича предложить встречу.
— Вы заранее смеетесь, что увидите «наших»? — весело юлил Петр Степанович, то стараясь шагать рядом с
своим спутником по узкому кирпичному тротуару, то сбегая даже на улицу, в самую грязь, потому что спутник совершенно не замечал, что
идет один по самой средине тротуара, а стало быть, занимает его весь одною
своею особой.
Дело в том, что они хоть и ждали еще с весны Петра Верховенского, возвещенного им сперва Толкаченкой, а потом приехавшим Шигалевым, хоть и ждали от него чрезвычайных чудес и хоть и
пошли тотчас же все, без малейшей критики и по первому его зову, в кружок, но только что составили пятерку, все как бы тотчас же и обиделись, и именно, я полагаю, за быстроту
своего согласия.
Уверяю же вас, что женский этот весь вопрос выдумали им мужчины, сдуру, сами на
свою шею, —
слава только богу, что я не женат!
— Кажется, я их здесь на окне давеча видела, — встала она из-за стола,
пошла, отыскала ножницы и тотчас же принесла с собой. Петр Степанович даже не посмотрел на нее, взял ножницы и начал возиться с ними. Арина Прохоровна поняла, что это реальный прием, и устыдилась
своей обидчивости. Собрание переглядывалось молча. Хромой учитель злобно и завистливо наблюдал Верховенского. Шигалев стал продолжать...
Шатов встал действительно; он держал
свою шапку в руке и смотрел на Верховенского. Казалось, он хотел ему что-то сказать, но колебался. Лицо его было бледно и злобно, но он выдержал, не проговорил ни слова и молча
пошел вон из комнаты.
Самый верный вариант, надо полагать, состоял в том, что толпу оцепили на первый раз всеми случившимися под рукой полицейскими, а к Лембке
послали нарочного, пристава первой части, который и полетел на полицеймейстерских дрожках по дороге в Скворешники, зная, что туда, назад тому полчаса, отправился фон Лембке в
своей коляске…
—
Идите, друг мой, я виновен, что вас подвергаю. У вас будущность и карьера
своего рода, а я — mon heure a sonné. [мой час пробил (фр.).]
С месяц назад, еще под первым обаянием великого замысла, она лепетала о
своем празднике первому встречному, а о том, что у нее будут провозглашены тосты,
послала даже в одну из столичных газет.
К небольшой толстенькой фигурке гениального писателя как-то не
шло бы рассказывать, на мой взгляд, о
своем первом поцелуе…
А я сумлеваюсь в уме, что в Петербург меня
шлешь, чтоб господину Ставрогину, Николаю Всеволодовичу, чем ни на есть по злобе
своей отомстить, надеясь на мое легковерие.
И он поскорее отводил глаза, поскорей отходил, как бы пугаясь одной идеи видеть в ней что-нибудь другое, чем несчастное, измученное существо, которому надо помочь, — «какие уж тут надежды! О, как низок, как подл человек!» — и он
шел опять в
свой угол, садился, закрывал лицо руками и опять мечтал, опять припоминал… и опять мерещились ему надежды.
Шатова
посылали, бранили, призывали, Marie дошла до последней степени страха за
свою жизнь.
Виргинский в продолжение дня употребил часа два, чтоб обежать всех нашихи возвестить им, что Шатов наверно не донесет, потому что к нему воротилась жена и родился ребенок, и, «зная сердце человеческое», предположить нельзя, что он может быть в эту минуту опасен. Но, к смущению
своему, почти никого не застал дома, кроме Эркеля и Лямшина. Эркель выслушал это молча и ясно смотря ему в глаза; на прямой же вопрос: «
Пойдет ли он в шесть часов или нет?» — отвечал с самою ясною улыбкой, что, «разумеется,
пойдет».
— Ну так знайте, что Шатов считает этот донос
своим гражданским подвигом, самым высшим
своим убеждением, а доказательство, — что сам же он отчасти рискует пред правительством, хотя, конечно, ему много простят за донос. Этакой уже ни за что не откажется. Никакое счастье не победит; через день опомнится, укоряя себя,
пойдет и исполнит. К тому же я не вижу никакого счастья в том, что жена, после трех лет, пришла к нему родить ставрогинского ребенка.
Петр Степанович
шел справа и, совсем нагнувшись, нес на
своем плече голову мертвеца, левою рукой снизу поддерживая камень.
«Здесь», однако, было вовсе не так хорошо. Он ничего не хотел знать из ее затруднений; голова его была полна одними фантазиями.
Свою же болезнь он считал чем-то мимолетным, пустяками, и не думал о ней вовсе, а думал только о том, как они
пойдут и станут продавать «эти книжки». Он просил ее почитать ему Евангелие.
Она вбежала в
свою светелку, схватила младенца и
пошла с ним из дома по улице.