Неточные совпадения
Привычка привела почти к
тому же и Степана Трофимовича, но еще в более невинном и безобидном виде, если можно
так выразиться, потому что прекраснейший был человек.
Но деятельность Степана Трофимовича окончилась почти в
ту же минуту, как и началась, —
так сказать, от «вихря сошедшихся обстоятельств».
А между
тем это был ведь человек умнейший и даровитейший, человек,
так сказать, даже науки, хотя, впрочем, в науке… ну, одним словом, в науке он сделал не
так много и, кажется, совсем ничего.
Вообще же все поют беспрерывно, а если разговаривают,
то как-то неопределенно бранятся, но опять-таки с оттенком высшего значения.
В продолжение всей двадцатилетней дружбы с Варварой Петровной он раза по три и по четыре в год регулярно впадал в
так называемую между нами «гражданскую скорбь»,
то есть просто в хандру, но словечко это нравилось многоуважаемой Варваре Петровне.
Есть дружбы странные: оба друга один другого почти съесть хотят, всю жизнь
так живут, а между
тем расстаться не могут. Расстаться даже никак нельзя: раскапризившийся и разорвавший связь друг первый же заболеет и, пожалуй, умрет, если это случится. Я положительно знаю, что Степан Трофимович несколько раз, и иногда после самых интимных излияний глаз на глаз с Варварой Петровной, по уходе ее вдруг вскакивал с дивана и начинал колотить кулаками в стену.
Разве через неделю, через месяц, или даже через полгода, в какую-нибудь особую минуту, нечаянно вспомнив какое-нибудь выражение из
такого письма, а затем и всё письмо, со всеми обстоятельствами, он вдруг сгорал от стыда и до
того, бывало, мучился, что заболевал своими припадками холерины.
Так как она никогда ни разу потом не намекала ему на происшедшее и всё пошло как ни в чем не бывало,
то он всю жизнь наклонен был к мысли, что всё это была одна галлюцинация пред болезнию,
тем более что в
ту же ночь он и вправду заболел на целых две недели, что, кстати, прекратило и свидания в беседке.
Но, несмотря на мечту о галлюцинации, он каждый день, всю свою жизнь, как бы ждал продолжения и,
так сказать, развязки этого события. Он не верил, что оно
так и кончилось! А если
так,
то странно же он должен был иногда поглядывать на своего друга.
Но любопытны в этом не свойства девочки, а
то, что даже и в пятьдесят лет Варвара Петровна сохраняла эту картинку в числе самых интимных своих драгоценностей,
так что и Степану Трофимовичу, может быть, только поэтому сочинила несколько похожий на изображенный на картинке костюм.
Он со слезами вспоминал об этом девять лет спустя, — впрочем, скорее по художественности своей натуры, чем из благодарности. «Клянусь же вам и пари держу, — говорил он мне сам (но только мне и по секрету), — что никто-то изо всей этой публики знать не знал о мне ровнешенько ничего!» Признание замечательное: стало быть, был же в нем острый ум, если он тогда же, на эстраде, мог
так ясно понять свое положение, несмотря на всё свое упоение; и, стало быть, не было в нем острого ума, если он даже девять лет спустя не мог вспомнить о
том без ощущения обиды.
Тот ему первым словом: «Вы, стало быть, генерал, если
так говорите»,
то есть в
том смысле, что уже хуже генерала он и брани не мог найти.
В наше время было не
так, и мы не к
тому стремились.
— Все вы из «недосиженных», — шутливо замечал он Виргинскому, — все подобные вам, хотя в вас, Виргинский, я и не замечал
той огра-ни-чен-ности, какую встречал в Петербурге chez ces séminaristes, [у этих семинаристов (фр.).] но все-таки вы «недосиженные». Шатову очень хотелось бы высидеться, но и он недосиженный.
Виргинский всю ночь на коленях умолял жену о прощении; но прощения не вымолил, потому что все-таки не согласился пойти извиниться пред Лебядкиным; кроме
того, был обличен в скудости убеждений и в глупости; последнее потому, что, объясняясь с женщиной, стоял на коленях.
Замечу, что у нас многие полагали, что в день манифеста будет нечто необычайное, в
том роде, как предсказывал Липутин, и всё ведь
так называемые знатоки народа и государства.
За учителя-немца хвалю; но вероятнее всего, что ничего не случилось и ничего
такого не зародилось, а идет всё как прежде шло,
то есть под покровительством божиим.
И что они там развозились теперь с каким-то «зародившимся» у нас общественным мнением, —
так вдруг, ни с
того ни с сего, с неба соскочило?
А
так как мы никогда не будем трудиться,
то и мнение иметь за нас будут
те, кто вместо нас до сих пор работал,
то есть всё
та же Европа, все
те же немцы — двухсотлетние учителя наши.
И одно уже
то, что христианство не поняло женщину, — что
так великолепно развила Жорж Занд в одном из своих гениальных романов.
Но, откинув смешное, и
так как я все-таки с сущностию дела согласен,
то скажу и укажу: вот были люди!
Мальчику было тогда лет восемь, а легкомысленный генерал Ставрогин, отец его, жил в
то время уже в разлуке с его мамашей,
так что ребенок возрос под одним только ее попечением.
Наш принц вдруг, ни с
того ни с сего, сделал две-три невозможные дерзости разным лицам,
то есть главное именно в
том состояло, что дерзости эти совсем неслыханные, совершенно ни на что не похожие, совсем не
такие, какие в обыкновенном употреблении, совсем дрянные и мальчишнические, и черт знает для чего, совершенно без всякого повода.
До последнего случая он ни разу ни с кем не поссорился и никого не оскорбил, а уж вежлив был
так, как кавалер с модной картинки, если бы только
тот мог заговорить.
На другое утро после рокового вечера в клубе она приступила, осторожно, но решительно, к объяснению с сыном, а между
тем вся
так и трепетала, бедная, несмотря на решимость.
Он уже и кроме
того завел несколько знакомств в этом третьестепенном слое нашего общества и даже еще ниже, — но уж
такую имел наклонность.
— Уж не знаю, каким это манером узнали-с, а когда я вышла и уж весь проулок прошла, слышу, они меня догоняют без картуза-с: «Ты, говорят, Агафьюшка, если, по отчаянии, прикажут тебе: “Скажи, дескать, своему барину, что он умней во всем городе”,
так ты им тотчас на
то не забудь: “Сами оченно хорошо про
то знаем-с и вам
того же самого желаем-с…”»
— За умнейшего и за рассудительнейшего, а только вид
такой подал, будто верю про
то, что вы не в рассудке… Да и сами вы о моих мыслях немедленно тогда догадались и мне, чрез Агафью, патент на остроумие выслали.
— Ба, ба! что я вижу! — вскричал Nicolas, вдруг заметив на самом видном месте, на столе,
том Консидерана. — Да уж не фурьерист ли вы? Ведь чего доброго!
Так разве это не
тот же перевод с французского? — засмеялся он, стуча пальцами в книгу.
В письме своем Прасковья Ивановна, — с которою Варвара Петровна не видалась и не переписывалась лет уже восемь, — уведомляла ее, что Николай Всеволодович коротко сошелся с их домом и подружился с Лизой (единственною ее дочерью) и намерен сопровождать их летом в Швейцарию, в Vernex-Montreux, несмотря на
то что в семействе графа К… (весьма влиятельного в Петербурге лица), пребывающего теперь в Париже, принят как родной сын,
так что почти живет у графа.
— Вам, excellente amie, [добрейший друг (фр.).] без всякого сомнения известно, — говорил он, кокетничая и щегольски растягивая слова, — что
такое значит русский администратор, говоря вообще, и что значит русский администратор внове,
то есть нововыпеченный, новопоставленный… Ces interminables mots russes!.. [Эти нескончаемые русские слова!.. (фр.)] Но вряд ли могли вы узнать практически, что
такое значит административный восторг и какая именно это штука?
—
Так я и знала! Я в Швейцарии еще это предчувствовала! — раздражительно вскричала она. — Теперь вы будете не по шести, а по десяти верст ходить! Вы ужасно опустились, ужасно, уж-жасно! Вы не
то что постарели, вы одряхлели… вы поразили меня, когда я вас увидела давеча, несмотря на ваш красный галстук… quelle idée rouge! [что за дикая выдумка! (фр.)] Продолжайте о фон Лембке, если в самом деле есть что сказать, и кончите когда-нибудь, прошу вас; я устала.
И, наконец, разъяснилась мне
та главная, особенная тоска, которая
так неотвязчиво в этот раз его мучила. Много раз в этот вечер подходил он к зеркалу и подолгу пред ним останавливался. Наконец повернулся от зеркала ко мне и с каким-то странным отчаянием проговорил...
Предчувствовал ли он в
тот вечер, какое колоссальное испытание готовилось ему в
таком близком будущем?
Но обо всех этих любопытных событиях скажу после; теперь же ограничусь лишь
тем, что Прасковья Ивановна привезла
так нетерпеливо ожидавшей ее Варваре Петровне одну самую хлопотливую загадку: Nicolas расстался с ними еще в июле и, встретив на Рейне графа К., отправился с ним и с семейством его в Петербург.
— Ну, сын
так сын,
тем лучше, а мне ведь и всё равно.
Печатают даже про
то, что от Женевского озера зубы болят: свойство
такое.
— Напишу ему тотчас же. Коли всё было
так,
то пустая размолвка; всё вздор! Да и Дарью я слишком знаю; вздор.
Как хроникер, я ограничиваюсь лишь
тем, что представляю события в точном виде, точно
так, как они произошли, и не виноват, если они покажутся невероятными.
«В этой жизни не будет ошибок», — сказала Варвара Петровна, когда девочке было еще двенадцать лет, и
так как она имела свойство привязываться упрямо и страстно к каждой пленившей ее мечте, к каждому своему новому предначертанию, к каждой мысли своей, показавшейся ей светлою,
то тотчас же и решила воспитывать Дашу как родную дочь.
Бедный Степан Трофимович сидел один и ничего не предчувствовал. В грустном раздумье давно уже поглядывал он в окно, не подойдет ли кто из знакомых. Но никто не хотел подходить. На дворе моросило, становилось холодно; надо было протопить печку; он вздохнул. Вдруг страшное видение предстало его очам: Варвара Петровна в
такую погоду и в
такой неурочный час к нему! И пешком! Он до
того был поражен, что забыл переменить костюм и принял ее как был, в своей всегдашней розовой ватной фуфайке.
«Почему это, я заметил, — шепнул мне раз тогда Степан Трофимович, — почему это все эти отчаянные социалисты и коммунисты в
то же время и
такие неимоверные скряги, приобретатели, собственники, и даже
так, что чем больше он социалист, чем дальше пошел,
тем сильнее и собственник… почему это?
Все письма его были коротенькие, сухие, состояли из одних лишь распоряжений, и
так как отец с сыном еще с самого Петербурга были, по-модному, на ты,
то и письма Петруши решительно имели вид
тех старинных предписаний прежних помещиков из столиц их дворовым людям, поставленным ими в управляющие их имений.
Накануне вы с нею переговорите, если надо будет; а на вашем вечере мы не
то что объявим или там сговор какой-нибудь сделаем, а только
так намекнем или дадим знать, безо всякой торжественности.
И, однако, все эти грубости и неопределенности, всё это было ничто в сравнении с главною его заботой. Эта забота мучила его чрезвычайно, неотступно; от нее он худел и падал духом. Это было нечто
такое, чего он уже более всего стыдился и о чем никак не хотел заговорить даже со мной; напротив, при случае лгал и вилял предо мной, как маленький мальчик; а между
тем сам же посылал за мною ежедневно, двух часов без меня пробыть не мог, нуждаясь во мне, как в воде или в воздухе.
Но всего более досадовал я на него за
то, что он не решался даже пойти сделать необходимый визит приехавшим Дроздовым, для возобновления знакомства, чего, как слышно, они и сами желали,
так как спрашивали уже о нем, о чем и он тосковал каждодневно.
Без сомнения, он вспоминал в ней ребенка, которого
так когда-то любил; но, кроме
того, он, неизвестно почему, воображал, что тотчас же найдет подле нее облегчение всем своим настоящим мукам и даже разрешит свои важнейшие сомнения.
Когда я, в
тот же вечер, передал Степану Трофимовичу о встрече утром с Липутиным и о нашем разговоре, —
тот, к удивлению моему, чрезвычайно взволновался и задал мне дикий вопрос: «Знает Липутин или нет?» Я стал ему доказывать, что возможности не было узнать
так скоро, да и не от кого; но Степан Трофимович стоял на своем.
— Вот верьте или нет, — заключил он под конец неожиданно, — а я убежден, что ему не только уже известно всё со всеми подробностями о нашемположении, но что он и еще что-нибудь сверх
того знает, что-нибудь
такое, чего ни вы, ни я еще не знаем, а может быть, никогда и не узнаем, или узнаем, когда уже будет поздно, когда уже нет возврата!..
Я промолчал, но слова эти на многое намекали. После
того целых пять дней мы ни слова не упоминали о Липутине; мне ясно было, что Степан Трофимович очень жалел о
том, что обнаружил предо мною
такие подозрения и проговорился.