Неточные совпадения
— Если б я и был шпион, то кому доносить? — злобно проговорил
он, не отвечая прямо. — Нет, оставьте меня, к
черту меня! — вскричал
он, вдруг схватываясь за первоначальную, слишком потрясшую
его мысль, по всем признакам несравненно сильнее, чем известие о собственной опасности. — Вы, вы, Ставрогин, как могли вы затереть себя
в такую бесстыдную, бездарную лакейскую нелепость! Вы член
их общества! Это
ли подвиг Николая Ставрогина! — вскричал
он чуть не
в отчаянии.
— Ну да, конечно, стало быть, сам. Мало
ли что мне там показывали. А что эти вот стихи, так это будто покойный Герцен написал
их Шатову, когда еще тот за границей скитался, будто бы на память встречи,
в похвалу,
в рекомендацию, ну,
черт… а Шатов и распространяет
в молодежи. Самого, дескать, Герцена обо мне мнение.
«Этот неуч, —
в раздумье оглядывал
его искоса Кармазинов, доедая последний кусочек и выпивая последний глоточек, — этот неуч, вероятно, понял сейчас всю колкость моей фразы… да и рукопись, конечно, прочитал с жадностию, а только лжет из видов. Но может быть и то, что не лжет, а совершенно искренно глуп. Гениального человека я люблю несколько глупым. Уж не гений
ли он какой у
них в самом деле,
черт его, впрочем, дери».
— Que voulez-vous, mon cher! [Что вы хотите, дорогой мой!] Эти ханы… нет в мире существ неблагодарнее их! Впрочем, он мне еще пару шакалов прислал, да
черта ли в них! Позабавился несколько дней, поездил на них по Невскому, да и отдал Росту в зоологический сад. Главное дело, завывают как-то — ну, и кучера искусали. И представьте себе, кроме бифштексов, ничего не едят, канальи! И непременно, чтоб из кухмистерской Завитаева — извольте-ка отсюда на Пески три раза в день посылать!
— Отродясь не врал, а тут вру… — бормочет Денис, мигая глазами. — Да нешто, ваше благородие, можно без грузила? Ежели ты живца или выполозка на крючок сажаешь, то нешто он пойдет ко дну без грузила? Вру… — усмехается Денис. —
Чёрт ли в нем, в живце-то, ежели поверху плавать будет! Окунь, щука, налим завсегда на донную идет, а которая ежели поверху плавает, то ту разве только шилишпер схватит, да и то редко… В нашей реке не живет шилишпер… Эта рыба простор любит.
Неточные совпадения
Городничий. Что, голубчики, как поживаете? как товар идет ваш? Что, самоварники, аршинники, жаловаться? Архиплуты, протобестии, надувалы мирские! жаловаться? Что, много взяли? Вот, думают, так
в тюрьму
его и засадят!.. Знаете
ли вы, семь
чертей и одна ведьма вам
в зубы, что…
Я, как матрос, рожденный и выросший на палубе разбойничьего брига:
его душа сжилась с бурями и битвами, и, выброшенный на берег,
он скучает и томится, как ни мани
его тенистая роща, как ни свети
ему мирное солнце;
он ходит себе целый день по прибрежному песку, прислушивается к однообразному ропоту набегающих волн и всматривается
в туманную даль: не мелькнет
ли там на бледной
черте, отделяющей синюю пучину от серых тучек, желанный парус, сначала подобный крылу морской чайки, но мало-помалу отделяющийся от пены валунов и ровным бегом приближающийся к пустынной пристани…
— А вот слушайте: Грушницкий на
него особенно сердит —
ему первая роль!
Он придерется к какой-нибудь глупости и вызовет Печорина на дуэль… Погодите; вот
в этом-то и штука… Вызовет на дуэль: хорошо! Все это — вызов, приготовления, условия — будет как можно торжественнее и ужаснее, — я за это берусь; я буду твоим секундантом, мой бедный друг! Хорошо! Только вот где закорючка:
в пистолеты мы не положим пуль. Уж я вам отвечаю, что Печорин струсит, — на шести шагах
их поставлю,
черт возьми! Согласны
ли, господа?
Слишком сильные чувства не отражались
в чертах лица
его, но
в глазах был виден ум; опытностию и познанием света была проникнута речь
его, и гостю было приятно
его слушать; приветливая и говорливая хозяйка славилась хлебосольством; навстречу выходили две миловидные дочки, обе белокурые и свежие, как розы; выбегал сын, разбитной мальчишка, и целовался со всеми, мало обращая внимания на то, рад
ли или не рад был этому гость.
Попробовали было заикнуться о Наполеоне, но и сами были не рады, что попробовали, потому что Ноздрев понес такую околесину, которая не только не имела никакого подобия правды, но даже просто ни на что не имела подобия, так что чиновники, вздохнувши, все отошли прочь; один только полицеймейстер долго еще слушал, думая, не будет
ли, по крайней мере, чего-нибудь далее, но наконец и рукой махнул, сказавши: «
Черт знает что такое!» И все согласились
в том, что как с быком ни биться, а все молока от
него не добиться.